Большие надежды — Википедия

Большие надежды
англ. Great Expectations
Жанр	автобиографический роман воспитания
Автор	Чарльз Диккенс
Язык оригинала	британский английский
Дата написания	1860 — 1861
Дата первой публикации	1860 — 1861
Издательство	«Олл те йер раунд» (издание отрывками), Chapman & Hall (отдельное издание)
Предыдущее	Повесть о двух городах
Следующее	Наш общий друг
Текст произведения в Викитеке
Цитаты в Викицитатнике
Медиафайлы на Викискладе

«Больши́е наде́жды» (англ. Great Expectations) — тринадцатый роман Чарльза Диккенса. Второй из романов Диккенса, после «Дэвида Копперфилда», полностью изложенный от первого лица главного героя^[1]. Основной сюжет романа касается жизни и приключений взрослеющего сироты, Филипа Пиррипа по прозвищу «Пип». Впервые издан отрывками с декабря 1860 года по август 1861 года в журнале Диккенса «Круглый год», а в октябре 1861 года вышел в трёх томах в издательстве Chapman & Hall.

Разделение на главы обусловлено изначальной публикацией романа отрывками, причём его длина задумывалась вдвое большей. Сжатое изложение и необычная для Диккенса ограниченность изобразительных средств вместе с уравновешенностью структуры, совершенством сюжета и глубиной интриги делают роман вершиной зрелости писателя. Написанный в конце карьеры Диккенса, он стал предпоследним (перед «Нашим общим другом») из полностью оконченных им романов.

Действие происходит в графстве Кент и в Лондоне с 1812 по 1845 гг., в годы и в местах детства и молодости самого писателя. Читатель в самом начале «сталкивается» с беглым каторжником Абелем Мэгвичем, а затем следуют изображения крайностей: нищеты, плавучих тюрем, колодок, цепей и смертельной борьбы. В романе интрига, подпитываемая неожиданными сюжетными поворотами, связана с автобиографическим компонентом разной тональности, и, несмотря на технику повествования, если и не отражает события жизни, то показывает, что́ беспокоило писателя, особенно показывает его взгляд на понятия «общество» и «человек».

Яркие персонажи романа надолго остаются в памяти читателей: беспощадная мисс Хэвишем и ледяная красавица Эстелла, рациональный и добрый кузнец Джо, одновременно добродушный и чёрствый дядюшка Памблчук, резкая фигура поверенного Джеггерса, двуличная фигура его обратной копии Уэммика, красноречивый и благонравный Герберт Покет.

Писатель, переключаясь в течение всего романа между противоборствующими, типичными для него темами: богатства и бедности, любви и неприятия, снобизма и обозлённости, — избирает для концовки силу доброты и её победу над силами мракобесия и зла.

Критики разделились во мнениях с самого первого издания романа: Карлейль говорил о «чудачестве с Пипом», а Д. Б. Шоу хвалил «прекрасный и полностью задействованный в произведении ансамбль». Судя по количеству экранизаций и театральных постановок, роман принадлежит к числу самых популярных произведений писателя. Входит во Всемирную библиотеку (список наиболее значимых произведений мировой литературы Норвежского книжного клуба, отобранных сотней независимых писателей и литературоведов из разных стран мира).

Молодой человек Пип в романе рассказывает историю своей жизни и делит её на три части, соответствующие трём «этапам» пути: 1) детству и ранней юности в Кенте, когда он мечтал подняться из своего бедного положения, 2) ранней зрелости в Лондоне после признания его «больших надежд» и 3) разочарования, когда узнал истинный источник своего богатства и постепенно осознавал тщетность своих ложных идеалов.

Семилетний сирота Филип Пиррип (Пип) живёт в английской деревне в Кенте в доме у своей старшей сестры (воспитывающей его «своими руками») и её мужа — кузнеца Джо Гарджери, простоватого добряка. Сестра постоянно сетует на бедность и непутёвость брата и мужа. Пип на кладбище постоянно навещает могилу своих родителей и в сочельник встречает там беглого каторжника, который, угрожая ему смертью, требует принести еды, бренди и напильник для снятия кандалов. Испугавшись, мальчик приносит всё тайком из дома. Но на следующий день каторжник был пойман вместе с другим, которого пытался убить на глазах у деревенских жителей.

Несмотря на бедность, Пип ведёт беспечную жизнь, пока однажды его не приглашают в старый заросший особняк Сатис-Хаус к пожилой даме мисс Хэвишем, которая ищет товарища для игр для своей приёмной дочери Эстеллы. Мисс Хэвишем, одетая в пожелтевшее от времени подвенечное платье, сидит в тёмной, мрачной комнате. В соседней зале стоит на столе затянутый паутиной свадебный торт. Она выбрала Эстеллу орудием мести всем мужчинам за жениха, который ограбил её, а после не явился на свадьбу. «Разбивай их сердца, гордость моя и надежда, — шептала она, — разбивай их без жалости!». Пип находит Эстеллу очень красивой, но высокомерной. До встречи с ней он любил ремесло кузнеца, а спустя год содрогался от мысли, что Эстелла застанет его чёрным от грубой работы и будет презирать. Мисс Хэвишем, однажды вызвав Джо к себе, решает компенсировать ему его неокупившиеся затраты на обучение Пипа кузнечному ремеслу, уплатив 25 гиней золотом.

Он разговаривает об этом с Джо, когда к ним в дом приходит стряпчий Джеггерс из Лондона, который сообщает, что его клиент, пожелавший остаться неизвестным, хочет обеспечить Пипа «блестящим будущим», для чего он должен отправиться в Лондон и стать джентльменом. Также Джеггерс назначается его опекуном до 21 года, обязуется выдавать ему довольно много денег еженедельно и советует обратиться за наставлениями к Мэтью Покету. Пип подозревает, что анонимный благодетель — мисс Хэвишем, и надеется на будущую помолвку с Эстеллой. Незадолго до этого сестру Пипа тяжело контузило страшным ударом неизвестного в затылок, констебли безуспешно пытались найти нападавшего. Пип подозревает в злодеянии Орлика, помощника Джо в кузнице.

В Лондоне Пип осваивается быстро. Он снимает квартиру вместе с Гербертом Покетом, сыном своего эксцентричного, но опытного наставника Мэтью Покета, выпускника Итона, Харроу и Кембриджа, женившегося на дочери рыцаря, всю жизнь кичившейся своим происхождением. Вступив в клуб «Зяблики в роще», он напропалую сорит деньгами, знакомится с новыми людьми, приобретает манеры, соответствующие его новому социальному положению, и упражняется в светской жизни. Среди его знакомых оказываются самые невероятные персонажи вроде образцового работника Уэммика, занимающегося на досуге строительством своего мини-замка, или псаломщика Уопсла, переехавшего из Кента в Лондон и выступающего там на сцене в роли Гамлета. Занимаясь составлением списка своих долгов, Пип чувствует себя первоклассным дельцом. Герберт же только «осматривается», надеясь поймать удачу в Сити, но «ловит» её лишь благодаря тайной денежной помощи от Пипа через посредников.

Пип навещает мисс Хэвишем, которая часто просит его сопровождать повзрослевшую Эстеллу на вечеринки, а наедине призывает любить девушку несмотря ни на что. Эстелла же, окружённая многочисленными кавалерами, пытается дать ему понять, что она воспитана с единственной целью — вредить мужчинам.

Раздосадованный отсутствием взаимности, Пип испытывает ещё и глубокое разочарование, с ужасом установив истинную личность своего благодетеля: им оказался старый каторжник Абель Мэгвич, встреченный им когда-то на кладбище и вернувшийся из австралийской ссылки, несмотря на угрозу повешения. Тогда Пип, наконец, понимает, что мисс Хэвишем играла им с целью заставить мужчин страдать и таким образом отомстить собственному жениху, который бросил её прямо в день свадьбы.

Джеггерс с недомолвками всё же признаёт, что источником джентльменской жизни Пипа стали деньги беглеца, благодарного за давнее милосердие маленького мальчика. Отвращение и ужас, испытанные в первый момент, сменились в душе Пипа растущей признательностью к каторжнику, разочарованием в ценностях поверхностного и лицемерного высшего общества и раскаянием в предательстве своих корней и своей семьи. Из рассказов Мэгвича открылось, что Компесон, второй каторжник, пойманный когда-то на болотах, был тем самым женихом мисс Хэвишем (Мэгвич был осуждён на 14 лет принудительных работ за мошенничество, а Компесон, хотя и был руководителем, выставил на суде таковым Мэгвича, за что получил менее строгое наказание и вызвал месть Мэгвича). Пип сочувствует преследуемому беглецу и решает помочь ему покинуть Англию во избежание казни за нарушение условий ссылки. В ходе подготовки побега Пип догадывается, что Мэгвич — отец Эстеллы, а мать её — экономка Джеггерса, которую подозревали в убийстве, но оправдали усилиями стряпчего; а также что Компесон преследует Мэгвича.

Во время очередного посещения мисс Хэвишем Эстелла говорит, что выходит замуж за жестокого и примитивного Драмла, Пип в присутствии мисс Хэвишем признаётся ей в любви, которая Эстеллу совершенно не интересует, как и любая другая любовь. Подавленный Пип в последний раз навещает мисс Хэвишем, предлагая ей поучаствовать в деловом предприятии Герберта Покета, на что та соглашается. Её мучает тяжкое раскаяние за Эстеллу. Когда Пип уходит, платье мисс Хэвишем загорается от камина, Пип спасает её (получив ожоги), но она вскоре умирает. Через несколько дней после этого случая Пип получает анонимное письмо, оказывается заманен ночью к известняковой печи, где Орлик пытается его убить, но всё обходится.

После всех этих перипетий, уже плывя к устью Темзы на лодке с друзьями Пипа, чтобы пересесть на заграничный пароход, они были перехвачены полицейскими и Компесоном, и Мэгвич был схвачен, а потом осуждён. Он умер от ран в тюремной больнице (получив их при утоплении Компесона), его последние минуты были согреты благодарностью Пипа и рассказом о судьбе дочери, ставшей леди.

Пип остался холостым джентльменом и через 11 лет случайно встретил на развалинах дома мисс Хэвишем овдовевшую Эстеллу. После краткого разговора они пошли прочь от мрачных развалин, взявшись за руки.

• 
  «Мы сели на скамейку». Рис. Ф. А. Фрейзера (ок. 1877).
• 
  «Пройдёмся ещё раз по саду» Сатис-Хауса. Рис. Джона Макленана.
• 
  «Она опёрлась на моё плечо».
• 
  «Я взял её за руку… и широкие просторы… расстилались… не омрачённые тенью новой разлуки». Рис. Маркуса Стоуна.
• 
  «Широкие просторы… расстилались перед нами, не омрачённые тенью новой разлуки». Рис. Джона Макленана.

• 
  Пип и Джо перед камином. Рис. Джона Макленана.
• 
  Пип и Джо на болотах. Рис. Джона Макленана.
• 
  Пип и Джо в минуты гнева миссис Джо Гарджери. Рис. Джона Макленана.
• 
  Миссис Джо воспитывает Пипа «своими руками».
• 
  Мистер Памблчук, Пип и миссис Джо. Рис. Джона Макленана.
• 
  Мистер Памблчук читает свою вечную мораль. Рис. Джона Макленана.

• Филип Пиррип по прозвищу Пип, сирота, главный герой и рассказчик «Больших надежд». Провёл своё детство в убеждении, что однажды унаследует деревенскую кузницу своего зятя Джо Гарджери. Его жизнь резко меняется, когда он неожиданно сталкивается с Абелем Мэгвичем, беглым каторжником, тайно приступившим к воспитанию мальчика. С тех пор Пип живёт в Лондоне и постепенно приобретает статус «джентльмена», которым он злоупотребляет, пожертвовав отношениями с семьёй. Убеждённый в том, что его благодетелем является мисс Хэвишем, он вынужден научиться жить с разбитым сердцем и терпеливо уважать её, прежде чем успокоиться в признании того, что он стал настоящим благородным человеком — честным и преданным, пусть и опустошённым.
• Джо Гарджери, кузнец, зять главного героя, заменивший ему отца. Безупречно добрый, хоть и разочарованный в предпочтении Пипом лондонской жизни, он навещает его после начала воспитания. Этот визит даётся ему нелегко: не зная, называть ли Пипа просто «Пип» или «сэр», Джо возвращается в деревню, сохраняя достоинство, но с тяжестью на душе.
• Миссис Джо Гарджери, сестра Пипа, принявшая его к себе после смерти их родителей. Ворчлива, сварлива, иногда мрачна, сурово обращается с близкими, без конца жалуется на возложенную на неё тяжёлую ношу по воспитанию «своими руками». Жестоко побитая Орликом, батраком её мужа, до конца своих дней она остаётся калекой.
• Мистер Памблчук, дядя Джо Гарджери, неженатый торговец зерном. В глубине души испытывает к Пипу лишь презрение и бесстыдно льстит миссис Гарджери, восхваляя её душевное благородство по воспитанию такого шалопая. Будучи тем, кого мисс Хэвишем впервые попросила привести к ней Пипа, он считает себя устроителем его продвижения по социальной лестнице и пыжится от собственной важности. Когда же Пип, наконец, изобличает его как лжеца, ему удаётся увести разговор в сторону, вызвать симпатию к себе у присутствующих и выдать себя за добродетельного и энергичного родственника.

• 
  Первый визит Пипа в Сатис-Хаус. Рис. Джона Макленана.
• 
  Свадебный торт мисс Хэвишем. Рис. Джона Макленана.
• 
  Пип, Эстелла и мисс Хэвишем в Сатис-Хаусе. Рис. Джона Макленана.
• 
  Мисс Хэвишем с роковой свечой в руке. Рис. Джона Макленана.
• 
  Мисс Хэвишем в огне. Рис. Джона Макленана.
• 
  Пип приветствует миссис Покет в садах Хаммерсмита. Рис. Гарри Фернисса (1910).
• 
  Герберт Покет вызывает Пипа на драку в саду Сатис-Хауса. Рис. Ф. А. Фрейзера.
• 
  Партия в вист у мисс Хэвишем. Рис. Маркуса Стоуна.

• Мисс Хэвишем, зажиточная пожилая дама, остановившая время много лет назад, после того как её жених не явился на свадьбу. Она приглашает Пипа к себе под предлогом потребности в собеседнике, поэтому Пип считает её своим благодетелем. Мисс Хэвишем не выводит его из заблуждения, поскольку оно помогает ей осуществить свой зловредный план по разбиванию мужских сердец с помощью Эстеллы. Много позже она осознаёт свою ошибку и приносит ему свои извинения. Молодой человек прощает её и вовремя спасает из огня пламени от загоревшегося рядом с камином её подвенечного платья. Однако она вскоре умирает от полученных серьёзных ожогов.
• Эстелла, приёмная дочь мисс Хэвишем, красотка со звёздным именем и ледяным сердцем, в которую Пип страстно влюбился с первого взгляда. Это чувство сопровождает его на протяжении всего романа. В действительности, которую читатель, как и главный герой, узнаёт в самый последний момент, она является внебрачным плодом любви Абеля Мэгвича и Молли, экономки стряпчего Джеггерса. Эстеллу удочерили после осуждения её матери за убийство. В глазах Пипа Эстелла воплощает всё, к чему он стремится: мир красоты, богатства и образованности. Однако, лишённая воспитанием мисс Хэвишем всякого сочувствия, Эстелла неспособна любить, о чём она многократно предупреждает Пипа и во что он отказывается верить.
• Мэтью Покет, член семьи Покетов, двоюродный брат мисс Хэвишем и предполагаемый наследник её имущества. Проживает в частном доме в Хаммерсмите. Патриарх своей семьи, ничего не желает для себя лично. Содержит девятерых детей, двух нянь, гувернантку, кухарку и молодую неумелую жену. Мэтью даёт уроки молодым господам, среди которых Бентли Драмл, Пип и его собственный сын Герберт и которые все живут у него дома.
• Герберт Покет, сын Мэтью Покета, впервые встречает Пипа в детстве в ходе визита в Сатис-Хаус и описан как «бледный молодой джентльмен», когда приглашает его подраться, а позднее становится его наставником по хорошим манерам в Лондоне, где они вместе снимали квартиру в подворье Барнарда, а затем в Темпле, в саду у самой реки. Оказывается верным другом и всегда находится рядом с Пипом: и в горе, и в радости.
• Кузен Рэймонд, пожилой двоюродный брат мисс Хэвишем, проживающий на своём поместье и интересующийся, в основном, её наследством.
• Джорджиана, пожилая двоюродная сестра мисс Хэвишем, одна из «мух», кружащихся вокруг пожилой дамы, чтобы попытаться заполучить её состояние.
• Сара Покет, ещё одна пожилая родственница мисс Хэвишем, которую интересуют лишь её деньги. Описана как «сухонькая и сморщенная… с коричневым личиком, точно склеенным из скорлупок грецкого ореха, и… ртом, похожим на кошачий, только без усов».

• 
  Виселица на болотах. Рис. Джона Макленана.
• 
  «Ух ты, щенок», — Мэгвич и Пип на кладбище. Рис. Джона Макленана.
• 
  Мэгвич и Пип на болотах. Рис. Джона Макленана.
• 
  Мэгвич с круглой буханкой хлеба, принесённой Пипом. Рис. Д. Клейтона Кларка (Кида).
• 
  Мэгвич в одиночестве на болотах надпиливает свои цепи. Рис. Джона Макленана.
• 
  Пип и Бидди на болотах. Рис. Джона Макленана.
• 
  Пип проникает в уборную мистера Уопсла. Рис. Гарри Фернисса.

• Абель Мэгвич, он же Провис в Лондоне, он же мистер Кембл, когда обнаружен своим смертельным врагом Компесоном — каторжник, которого вначале читатель встречает на болотах и который тайно взял Пипа на поруки. Он сбежал с каторги с помощью Пипа, но после поимки его сослали в Австралию, где он разбогател и в итоге вернулся в Лондон, чтобы проверить результат воспитания из Пипа джентльмена, рискуя жизнью за нарушение условий ссылки. Выслеживающий его Компесон срывает его план по бегству во Францию, и его приговаривают к повешению. Однако он не доживает до виселицы, умерев от ран, полученных в поединке с Компесоном.
• Мистер и миссис Хабл, пара жителей из деревни Пипа, которые умеют казаться много значительнее, чем они суть на самом деле.
• Мистер Уопсл, он же мистер Вальденгарвер, псаломщик в сельской церкви. Испытывает страсть к сцене, талантом к которой он лишь посредственно наделён. В итоге решает попытать счастья в Лондоне, где в поисках ролей в театрах представляется сценическим псевдонимом Вальденгарвер.
• Бидди, троюродная сестра Уопсла, руководит собственным домашним образовательным учреждением, открытым по вечерам, и по этому стечению обстоятельств становится учительницей Пипа. Умна, чувствительна и бедна, является сиротой, показана как обратная копия Эстеллы. Пип не замечает её любви к нему, будучи очарованным недоступной красотой воспитанницы мисс Хэвишем. Поняв, однако, размах и значение своих ошибочных суждений, он возвращается в деревню просить руки Бидди, но запаздывает и узнаёт, что она уже находится замужем за Джо Гарджери и родила от него двоих детей, одного из которых назвали Пипом, из-за чего Эстелла приняла его за сына Пипа. Близко познакомиться с Бидди желал и Орлик, но его желания не были взаимны.
• Мальчишка Трэбба — рассыльный в магазине тканей Трэбба, не считающий кузнеца Пипа платёжеспособным клиентом. Позднее, во время приезда разбогатевшего Пипа из Лондона по делам, мальчишка публично насмехается над манерами Пипа и его высокомерием.

• 
  Джеггерс и его клиенты. Рис. Гарри Фернисса (1910).
• 
  Пип в конторе Джеггерса. Рис. Чарльза Грина (ок. 1877).
• 
  Джеггерс угрожает Майку, своему клиенту и информатору (на заднем плане: Пип и Уэммик). Рис. Джона Макленана.
• 
  Уэммик показывает Пипу голову убийцы. Рис. Джона Макленана.
• 
  «Престарелый», отец Уэммика, перед очагом. Рис. Джона Макленана.
• 
  Престарелый с сыном. Рис. Сола Эйтинге-мл.
• 
  Ньюгейтская тюрьма, вид с запада. Рис. Джорджа Шеферда.

• Мистер Джеггерс, видный лондонский стряпчий, представляет нескольких клиентов по гражданским и уголовным судебным делам. Имеет контору с квартирой на Литл-Бритен в Смитфилде, за углом от почтового двора. Занимается делами Мэгвича и имуществом мисс Хэвишем. И в делах, и в жизни очень резок, о чём также говорит его фамилия (в буквальном переводе — «Измельчителев»).
• Джон Уэммик, чьё личное имя упоминается исключительно его отцом, с которым он живёт в Уолворте в небольшой усадьбе, точно воспроизводящей в миниатюре настоящий форт с подъёмным мостом и рвом. Сотрудник Джеггерса, служит особым посредником между стряпчим и его клиентами, часто бывает в Ньюгейтской тюрьме. Чаще всего с Пипом по делу об опеке общается именно он.
• Престарелый Родитель (англ. The Aged Parent), или Престарелый (англ. The Aged P., The Aged), отец Джона Уэммика.
• Молли, экономка Джеггерса, которую он спас от виселицы после приговора по делу об убийстве и держит у себя дома, как дикое укрощённое животное. В конце романа оказывается, что она имела близость с Мэгвичем и является матерью Эстеллы, которую мистер Джеггерс передал мисс Хэвишем, когда та искала девочку на воспитание.

• 
  Глава XV: Джо бросает Орлика в кучу угля. Рис. Ф. А. Фрейзера.
• 
  Долдж Орлик. Рис. Гарри Фернисса (1910).
• 
  Около печи для обжига известняка. Рис. Маркуса Стоуна.
• 
  Орлик готовится убить Пипа. Рис. Гарри Фернисса (1910).
• 
  Старик Орлик всерьёз намерен убить Пипа. Рис. Ф. У. Пейлторпа (около 1900).

• Компесон, каторжник, заклятый враг Мэгвича. Профессиональный мошенник. С согласия Артура Хэвишема, пьющего брата мисс Хэвишем, он стал её женихом, чтобы заполучить её имущество, а затем бросил её одну у алтаря. Когда он узнаёт, что Мэгвич вернулся в Лондон, он выслеживает его, чтобы отомстить и выдать его полиции. Он затевает с Мэгвичем схватку во время предполагаемой посадки того на заграничное судно, но гибнет, утонув в водах Темзы.
• «Долдж» Орлик, постоянный кузнец в мастерской Джо Гарджери, замкнутый и грубый мужчина страшной силы, столь же неприветливый, сколь его начальник открыт и радушен. Будучи от природы неуживчивым, всегда озлоблен и злопамятен, обвиняет окружающих в своих неудачах и лишениях. Он ссорится с Джо из-за колкостей миссис Гарджери, которая, действительно, не жалела их для Орлика, и в результате возникшей потасовки остаётся очень раздосадован и пристыжён полным превосходством Джо. Его обозлённость только усиливается от этого происшествия, и он втайне нападает на миссис Гарджери, оставив её калекой на всю жизнь, а в конце романа покушается на жизнь Пипа, которого спасают лишь в последний момент. Признан виновным и арестован.
• Бентли Драмл, прозванный Джеггерсом «Паук» (англ. the Spider), грубый, глупый джентльмен, из достоинств имеющий лишь унаследованный титул и имущество своей семьи. Пип встречает его у мистера Покета, у которого они вместе получают «джентльменское» воспитание. Он отталкивает от себя всех своих товарищей и даже всё общество, кроме Эстеллы, которая, падкая на титулы, выходит за него замуж, но быстро оставляет его из-за дурного обращения с ней. В конце романа он умирает из-за несчастного случая вследствие жестокого обращения с лошадью.

• Клара Барли, будущая жена Герберта Покета. По природе очень скромна, живёт со своим больным подагрой отцом на берегу Темзы у Мельничного пруда и Старого Копперова канатного завода в затоне Чинкс между Лаймхаусом и Гринвичем. Она не очень привечает Пипа, поскольку понимает, что он подстрекает Герберта на траты. В итоге она признаёт Пипа как друга семьи.
• Мисс Скиффинс, будущая жена мистера Уэммика. Появляется в начале романа в миниатюрной усадьбе Уэммика. В присутствии Пипа она всегда носит зелёные перчатки, которые неожиданно заменяются белыми перчатками во время её бракосочетания с Уэммиком.
• Стартоп, как и Бентли Драмл, обучался вместе с Пипом, но, в отличие от Драмла, показал себя храбрым парнем. «Тонкими чертами лица он напоминал женщину». Он помогает Пипу и Герберту совершить попытку вывоза Мэгвича за рубеж.

Единственным литературным прообразом «Больших надежд» можно считать другой диккенсовский роман взросления, «Дэвид Копперфильд». Оба романа отслеживают психологическое и моральное развитие мальчика от детства до молодости, его переход из деревенского окружения в лондонскую столичную жизнь, трансформацию его юношеских надежд и чаяний, превратности его чувственного воспитания в форме сложного и подробного рассказа в прошедшем времени от первого лица. Диккенс отдавал себе отчёт в этом сходстве романов и, прежде чем взяться за новую рукопись, перечитал «Дэвида Копперфильда», чтобы избежать повторений, что, по его словам, довело его до слёз.

Оба романа, действительно, поднимают один вопрос: возвращение к истокам, — но «Дэвид Копперфильд» в намного большей мере основан на событиях, пережитых лично Диккенсом. «Большие надежды» всё же зависят от биографии Диккенса: например, персонаж мисс Хэвишем частично основан на парижской герцогине, дом которой был всегда заперт, погружён в темноту, окружён садом, как мёртвым растительным морем, и тем напоминал Сатис-Хаус; события романа происходят в районе Чатема и Рочестера, ни один населённый пункт которого, однако, не упомянут в романе^[2]; выбранная эпоха опознаётся по устаревшим дилижансам, титулу «Его Величество» в обращении к предшественнику Виктории на британском троне и по старому Лондонскому мосту до его реконструкции в 1824—1831 гг.

Возвращение к истокам стало интересно Диккенсу на фоне изменений в его поведении: он стал беспокойным, возбуждённым, неудовлетворённым, символично и напоказ порвал со своим прошлым и в то же время находился словно в поисках своей воображаемой юности. Так, в 1856 г. он купил Гэдс-Хилл-плейс — мечту своего детства — и через два года окончательно переехал туда, подальше от Лондона, в кентскую глушь. В 1858 г., в свои 46 лет, он расторг болезненные узы 23-летнего брака с Кэтрин Диккенс, отдалил себя от некоторых самых близких друзей, например, Марка Лемона, поссорился со своим издательством Bradbury and Evans, печатавшим его книги уже 15 лет. К довершению всего этого переворота, в глубине своего частного парка он устроил костёр из всех писем, накопившихся у него за два десятилетия, и горько сожалел, что не может добавить к ним те письма, которые писал он сам; он прекратил выпуск своего еженедельника «Хаусхолд уордс», который переживал неимоверную популярность, и заменил его на «Олл те йер раунд».

В дополнение к этой возбуждённости у него возникла ностальгия по далёкому прошлому: в «Путешественнике не по торговым делам», сборнике разных романов и текстов, который он начал выпускать в 1859 г. в составе нового еженедельника, он поместил несколько полуавтобиографических размышлений о своём детстве: например, «Скукотаун» и «Нянюшкины сказки».

Маргарет Кардуэлл также обращала внимание на то, что в «Как попасть в общество», традиционной рождественской повести Диккенса на 1858 год, изображён персонаж карлик Чопс, который, как и Пип, питает иллюзии, что является наследником целого состояния, а позже оказывается разочарован, как только достигает воплощения своих социальных амбиций. С другой стороны, исследователь Гарри Стоун считает, что свои готические и сказочные черты «Большие надежды» позаимствовали из книжки Чарльза Мэтьюса-старшего «Домашние увеселения», по частям изданной в «Хаусхолд уордс» и его ежемесячном дополнении «Хаусхолд нэрратив». В «Ленивом путешествии двух досужих подмастерьев», написанном Диккенсом совместно с Уилки Коллинзом после их поездки по северу Великобритании в 1857 г. и опубликованном в «Хаусхолд уордс» с 3 по 31 октября того же года, уже показаны и некоторая необычность пейзажей, и страстная и безответная любовь, являющиеся предвестниками «Больших надежд».

Кроме биографических и литературных аллюзий, «Большие надежды» имеют также и черты «басни своего времени». Диккенс осознавал, что его роман предназначен поколению, как нельзя лучше исповедующему принцип «личностного роста» и убеждённому в прогрессе своей повседневной жизни. Стремление героя Пипа к улучшению происходит не от снобизма, а от викторианских убеждений, что воспитание, социальная утончённость и бытовые удобства являются благородными и заслуживающими уважения целями. Однако, заложив в основы «надежд» Пипа преступление, обман и даже изгнание в колонии, Диккенс осуждает новое поколение, сравнивая его с предыдущим — с поколением Джо Гарджери, поколением менее мудрствующим, но более надёжным и намного лучше утвердившим себе здоровые ценности; так, косвенно, Диккенс излагает критику претензий своего времени.

В начале написания «Больших надежд» Диккенс часто проводил публичные чтения в разных городах Великобритании. В ходе этих гастролей энергия то переполняла, то покидала его, делая его то величественным — то жалким, то спокойным — то эксцентричным. У него, только что вышедшего из серьёзного семейного кризиса и хранящего в секрете любовную связь с 20-летней девушкой, оставалось что-то громадное, неизмеримое: огромный дом, огромная семья, огромная любовь, сильная ненависть и всемирная популярность.

Однако идея «Больших надежд» совсем не примечательна в смысле искусства и возникла по экономическим соображениям, продиктовавшим как замысел романа, так и его воплощение.

В своей записной книжке, начатой в 1855 г., Диккенс перечисляет имена возможных персонажей: Мэгвич, Провис, Кларрикер, Компе, Памблчук, Горлик, Гарджери, Уопсл, Скиффинс, — некоторые из которых будут использованы в «Больших надеждах». В ней также есть упоминание о «знающем человеке» (англ. knowing man), возможном наброске будущего Бентли Драмла, и о доме, полном «льстецов и шарлатанов» (англ. Toadies and Humbugs), предвосхищающих гостей Сатис-Хауса в главе 11. Исследователь Маргарет Кардуэлл вычислила первое «предзнаменование» «Больших надежд» в письме Диккенса У. Г. Уилсу от 25 ноября 1855 г., где он рассуждает о переработке «одной причудливой идеи» для специального рождественского выпуска (англ. odd idea) «Дом внаём» (англ. A House to Let) в «ось», вокруг которой «будет закручена новая книга» (англ. the pivot round which my next book shall revolve)^[3]. «Причудливая» идея касается кого-то, кто изначально пресыщен миром, «уединяется в старом пустынном жилище, избегая всякого контакта с внешним миром» (англ. retires to an old lonely house […] resolved to shut out the world and hold no communion with it)^[4].

8 августа 1860 г. Диккенс в письме графу Карлайлу упоминает о своём волнении, которое возникает у него каждый раз, когда готовится новая книга. Через месяц он пишет Форстеру, что ему только что пришла в голову новая идея^[5].

Диккенс доволен собой, поскольку пишет, что это «хорошая новаторская и причудливая идея» (англ. such a very fine, new and grotesque idea): написать короткую историю, «безделку» (англ. a little piece), одновременно и трагикомичную, и причудливую (англ. grotesque tragi-comic conception) — повесть, где очень молодой герой становится другом беглому каторжнику, который сколотил состояние в Австралии и завещает ему всё имущество, оставаясь при этом неизвестным. В конце деньги пропадают, так как их конфискуют в казну. В итоге задаётся ось Пип-Мэгвич, но без мисс Хэвишем, без Эстеллы и без позднее добавленных персонажей, что и подтверждает Форстер в своей биографии: там есть «зародыш отношений Пипа с Мэгвичем, который <Диккенс> хотел сделать базой истории по старой формуле в 20 выпусков» (англ. was the germ of Pip and Magwitch, which at first he intended to make the groundwork of a tale in the old twenty-number form).

Идея насытилась содержанием, как и амбиции писателя, и Диккенс начинает писать. Вскоре, однако, с сентября, дела осложняются: продажи еженедельника «Олл те йер раунд» осенью резко падают, поскольку основное печатавшееся в нём произведение, «Лошадь внаём» (англ. A Day's Ride) Чарльза Ливера, угрожающе приводит публику в уныние. «Я созвал военный совет» (англ. I called a council of war),— объясняет Диккенс: лишь он один, «вождь» (англ. The Chief), как его называли сотрудники, может спасти положение, и нужно действовать быстро; ему нужно «нанести мощный удар» (англ. the one thing to be done was for me to strike in)^[6]. «Хорошая идея» приспосабливается к способу, которым её будут подавать: к еженедельным публикациям общим объёмом в 500 страниц в течение примерно 1 года (1860—1861), то есть в 36 частях, начиная с 1 декабря. Роман Ливера также продолжают печатать до его завершения (до 23 марта 1861 г.), но он отходит на второй план. Вскоре продажи журнала восстанавливаются, а критики хорошо встречают «Большие надежды». «Таймс» задаёт тон: «Наш Диккенс в этом новом сочинении осыпает нас столькими диковинами, сколько мы давно не видывали» (англ. Our Dickens has in the present work given us more of his earlier fancies than we have had for years)^[7].

Как всегда, когда Диккенсу не хватает свободы, он, обладая, кроме того, не лучшим здоровьем, совершенно страдает: «Планировать от недели к неделе оказалось невероятно сложно» (англ. The planning out from week to week was unimaginably difficult), но роман уверенно продвигается. Диккенс считает, что нашёл ему «хорошее заглавие» (англ. a good name), «везде пишет от первого лица» и находит начало «в высшей степени забавным» (англ. excessively droll): «Я столкнул ребёнка и несчастного идиота так, что получилось, кажется, очень забавно» (англ. I have put a child and a good-natured foolish man, in relations that seem to me very funny)^[8]. Таким образом, четыре первых еженедельных части «выходят из-под пера» (англ. ground off the wheel) в октябре^[9], и долгие месяцы проходят без тревожных криков, сопровождавших ранее написание Диккенсом романов, но он всё же не удерживается от сравнения своего тяжёлого труда с «рабством» (англ. bondage)^[10]. Он даже не пользуется своими традиционными Number Plans и Mems^[11], ограничившись лишь несколькими записками с возрастом персонажей, показателями прилива и отлива для главы 54 и наброском финала. В декабре он пишет Мэри Бойль, что «„Большие надежды“ — всем полюбившийся откровенный успех» (англ. Great Expectations [is] a very great success and universally liked)^[12].

С 14 марта по 18 апреля 1861 г. Диккенс проводит 6 публичных чтений и в мае берёт несколько дней отпуска, который проводит в Дувре. Накануне своего отъезда он собирает 8—9 друзей и 3—4 родственников на пароходную прогулку из Блэкуолла в Саутенд; вместо отдыха, мини-круиз оказывается тяжёлой работой: Диккенс внимательно осматривает берега реки, готовясь к написанию главы про попытку бегства Мэгвича. Позднее появилось единственное серьёзное изменение: оно коснулось изображения семьи Герберта Покета, который стал, по убеждению исследователя Маргарет Кардуэлл, ещё больше схож с собственным сыном Диккенса, Чарли. 11 июня Диккенс пишет Макриди, что «Большие надежды» окончены, а 15 июня просит издателя готовить отдельную публикацию.

Через неделю Диккенс приступает к самому масштабному переписыванию произведения за всю свою жизнь: по совету Булвера-Литтона он уничтожает концовку и заменяет её другой. Первый вариант концовки был печален: краткое описание Эстеллы в Лондоне, ставшей вдовой Бентли Драмла и прозябающей в безрадостном втором браке, и Пипа, давшего клятву никогда не жениться. Эта концовка всё же нравилась Диккенсу своей оригинальностью: «эпилог, — пишет он, — отдаляется ото всех избитых троп» (англ. [the] winding up will be away from all such things as they conventionally go)^[13]. В пересмотренной и скорректированной версии Пип и Эстелла встречаются на дымящихся развалинах Сатис-Хауса, где клянутся друг другу в вечной дружбе, а Пип видит «вероятность не разлучаться с ней» (англ. the shadow of no parting from her), а в издании 1863 г. даже уже видит просторы, «не омрачённые тенью новой разлуки» (англ. I saw no shadow of another parting from her).

В письме Форстеру Диккенс объяснил своё неожиданное решение: «Вы удивитесь, узнав, что я поменял концовку „Больших надежд“ начиная с возвращения Пипа к Джо. Булвер, который, как вы знаете, очень привязался к этой книге, перечитал корректуру и попросил сменить концовку столь настойчиво, что я решился на исправление… Я вставил такой прелестный кусочек, который только мог, и в целом согласен, что история от этого выигрывает в достоверности» (англ. You will be surprised to hear that I have changed the end of Great Expectations from and after Pip's return to Joe's […] Bulwer, who has been, as I think you know, extraordinarily taken with the book, strongly urged it upon me, after reading the proofs, with such good reasons that I have resolved to make the change […]. I have put in as pretty a piece of writing as I could, and I have no doubt the story will be more acceptable through the alteration)^[14].

Диккенс всегда избегал тяжёлых концовок произведений, зная вкусы своей публики. Поэтому он не решился окончить «Большие надежды» полным их крушением, хотя весь замысел романа ведёт к подобному концу^[15]. Вместо пессимистической концовки роман получил едва ли более оптимистическую: идея о неразлучности с Эстеллой является лишь предчувствием Пипа; он как рассказчик пользуется здесь литотой (буквально «не омрачённые тенью новой разлуки» не означает автоматического сближения и, тем более, брака. Однако, как добавляет исследователь Эрл Дэвис, прошло уже 11 лет, и морально возмужавшему Пипу уже вполне приемлемо видеть вероятность вознаграждения, да и «Эстелла, возможно, также имела время, чтобы измениться» (англ. eleven years might change Estella too).

Эрл Дэвис повторяет вслед за Форстером, что вторая концовка «более связна» (англ. more consistent) и «более естественна» (англ. more natural), и добавляет, что она понравилась публике. Джиссинг, однако, был опечален этим изменением: «глупость пришла в голову Диккенсу» (англ. a strange thing, indeed, to befall Dickens) — изменение проведено, по его мнению, разве что из-за уважения к Булверу, так как для механизма романа оно неуместно^[16].

Джон Хиллис-Миллер, оценивая личность Диккенса как столь защищённую от стороннего влияния, считал этот факт, наоборот, долгожданной переменой в характере Диккенса: «Туман пристрастности подымался к небу, — пишет он. — Они могут соединиться» (англ. The mists of infatuation have cleared away, they can be joined). Эрл Дэвис отмечает, что Д. Б. Шоу опубликовал роман Диккенса в 1937 г. в своём «Клубе ограниченных серий» именно с изначальной концовкой, а в издании Rhinehart 1979 г. приведены обе концовки^[17].

Отсутствие договора

Диккенс и Уилс были совладельцами журнала «Олл те йер раунд» в пропорции 75:25, соответственно, поэтому у Диккенса не было договора на издание собственные сочинения. Хотя роман и должен был выпускаться еженедельно, рукопись была разделена на 9 ежемесячных частей с новой нумерацией для каждой из них. Роман публиковался в еженедельнике «Харперс» с 24 ноября 1860 по 5 августа 1861 гг. и в «Олл те йер раунд» — с 1 декабря 1860 по 3 августа 1861 гг. «Харперс», вероятно, уплатил 1000 GBP за авторские права. С другой стороны, Диккенс имел договор с Таухницем от 4 января 1861 г. на выпуск экземпляров на английском языке для читателей из континентальной Европы.

Различия изданий

Роберт Л. Паттен в 1861 г. сообщает о 4 американских изданиях и видит в распространении изданий по Европе и за Атлантикой «необычайное свидетельство» (англ. extraordinary testimony) популярности «Больших надежд». Chapman & Hall с 1861 г. осуществляли выпуск первого отдельного издания в 3 томах, пережившего 5 переизданий с 6 июля по 30 октября. В итоге издание в одном томе вышло в 1862 г. Так называемое «дешёвое» издание появилось в 1863 г., так называемое «библиотечное» (англ. Library Edition) — в 1864 г., а издание «Чарльз Диккенс» — в 1868 г. К этому списку исследователь Пауль Шликке добавляет два издания, кажущиеся ему особенно «учёными и аккуратными» (англ. two meticulous scholarly editions): издание Маргарет Кардуэлл в Clarendon Press 1993 г. и издание Эдгара Розенберга в Norton в 1999 г.

Календарь первого издания

На русском языке был впервые напечатан в журнале «Русский вестник» сразу в 1861 году.

Наиболее распространённым сейчас переводом на русский является перевод М. Лорие, который издавался затем многократно, и впервые опубликованный в 23-м томе Собрания сочинений Диккенса в 1960 году^[18].

Публикации еженедельника «Харперс» сопровождались сорока иллюстрациями Джона Макленана^[19]; выпуски же «Олл те йер раунд», напротив, впервые в жизни Диккенса не имели ни одной иллюстрации. В 1862 г., однако, Маркусу Стоуну (1840—1921)^[20], соседу и сыну старого художника-друга, Фрэнка Стоуна, предложили создать 8 гравюр на дереве для так называемого «библиотечного» издания. По мнению Пауля Шликке, эти иллюстрации оказались посредственны, однако, Стоуна пригласили проиллюстрировать ещё и роман «Наш общий друг» и издание «Чарльз Диккенс». Позднее Генри Мэтью Брокк (1875—1960) также проиллюстрировал «Большие надежды» наряду с «Рождественской песнью» (1935). Также существуют иллюстрации других рисовальщиков и художников: Ф. А. Фрейзера^[21], Гарри Фернисса^[22].

Роберт Л. Паттен подсчитал, что «Олл те йер раунд» с «Большими надеждами» продавался по 100 000 экземпляров еженедельно, а лидер коммерческих библиотек на выдачу Mudie, закупавший по 1400 из них, добавлял, что каждый выпуск был выдан не менее чем 30 читателям. Наряду с драматической интригой, публику пленил диккенсовский юмор. Впрочем, автор это вполне осознавал, сообщая Форстеру с октября 1860 г., что тому «не придётся жаловаться на отсутствие юмора, каковое наблюдалось в „Повести о двух городах“»^[8], что Форстер безоговорочно подтверждал: «юмор Диккенса был на не меньшей высоте в этой книге, чем его творческая сила» (англ. Dickens's humour, not less than his creative power, was at its best in this book).

Не все критические статьи восхваляли роман: Маргарет Олифант, например, в своей рецензии в «Блэквуде» в мае 1862 г. безапелляционно поносила его. В целом, однако, книга была почти повсеместно признана одним из успехов Диккенса, хотя этому назывались различные причины: так, Г. К. Честертона более интересовал её «оптимизм», а Эдмунд Уилсон, наоборот, восхищался её «пессимизмом». Хамфри Хаус в 1941 г. на первое место ставил её социальный контекст, а Д. Г. Бакли в 1974 г. видел в ней, прежде всего, «роман воспитания». Джон Хиллис-Миллер в 1958 г. писал, что Пип — это вообще архетип всех диккенсовских героев, а К. Д. Ливис в 1970 г. напрямую озаглавил свою статью «Как следует читать „Большие надежды“» (англ. How We Must Read 'Great Expectations'). В 1984 г. Питер Брук вслед за Жаком Деррида предложил деконструктивистское прочтение^[23]. Аналитик Джулиан Мойнахан в своём очерке 1964 г. исследовал виновность героя и назвал Орлика «двойником, alter ego и тёмным отражением Пипа» (англ. Pip's double, alter ego and dark mirror image).

Слово «надежды» (англ. expectations) в заглавии происходит из викторианской эпохи, когда в английском языке оно обозначало «грядущее наследство». Таким образом, с самого начала романа заявляется, что деньги занимают в нём важное место, но эта тема, однако, внедрена в более широкий спектр взаимосвязанных тем.

Мишенью критики автора становятся пустая и часто бесчестная (но обеспеченная) жизнь джентльменов, которая противопоставляется великодушному и скромному существованию простых тружеников, а также чопорность и холодность аристократов. Пип как честный и бескорыстный человек не находит себе места в «светском обществе», а деньги не могут сделать его счастливым. На примере же Абеля Мэгвича Диккенс показывает, как бремя бесчеловечных законов и несправедливых порядков, установленных лицемерным обществом и применяемых даже к детям, приводит к постепенному падению человека.

Как и во многих диккенсовских романах, большинство важных персонажей здесь и, в первую очередь, сам герой, маргинализованы и неуверенны в себе. Сирота Пип растёт в мире, ограниченном мрачными могилами и опасными топями, над которыми царственно, медленно появляясь из тумана, проплывают угрожающие громады плавучих тюрем. Даже само его существование ставится ему в упрёк: «… Всегда обращалась со мною так, точно я появился на свет из чистого упрямства, вопреки всем велениям разума, религии и нравственности»^[24].

Поскольку маргинал чувствует себя лишним, а его отношение к обществу отражает отношение общества к нему, он становится агрессивен и всеми средствами пытается застолбить в нём место для себя. Из угнетаемого он становится угнетателем: Джеггерс возвышается над Уэммиком, который возвышается над клиентами Джеггерса; Мэгвич использует Пипа как инструмент мести и первым же символическим жестом переворачивает его вверх ногами на кладбище; мисс Хэвишем также использует Эстеллу как инструмент мести («… Задаривала, наставляла, вечно была при ней предостережением и наглядным примером и вот — украла у неё сердце и на место его вложила кусок льда»^[25]).

Параллельно с темой маргинальности у главного героя развивается тема надежд: Пип убеждён, что провидение обеспечит ему место в обществе и что Эстелла предназначена ему судьбой; и когда богатство действительно выпадает на его участь, он вовсе не удивлён — ведь, наконец, его человеческие ценности и его врождённое благородство оказались признаны — в его случае «справедливость восстановлена». Не принимает ли он лесть и рукопожатия Памблчука за чистую монету? («Этот мальчик необыкновенный», «Дозвольте же… Дозвольте мне…»^[26]).

Следствием надежд становится высокая способность Пипа к любви, его неконтролируемая и неосуществимая страсть к Эстелле, несмотря на все публичные оскорбления, которые она ему чинит. Для Пипа завоевание места в обществе равноценно завоеванию сердца Эстеллы.

Во время жизни в Лондоне к основным заботам Пипа относились две темы: тема денег и тема благородства.

Откуда берутся деньги в «Больших надеждах»? Они берутся от труда, но исключительно от труда других людей. Мисс Хэвишем разбогатела на сдаче внаём своих активов, унаследованных от её отца-пивовара, а не заработанных в поте лица. Это в каком-то роде чистые деньги, не осквернённые тяжким трудом, так как, как объяснял Пипу Герберт, профессия пивовара никоим образом не порочит «благородства»: «У её отца были в ваших краях земли и пивоварня. Я лично не усматриваю в профессии пивовара ничего особенно благородного; но всякий знает, что печь хлеб — занятие недостойное благородного человека, а варить пиво — пожалуйста, сколько угодно»^[27]. Именно потому что старая дама богата, она пользуется всеобщим уважением, даже несмотря на свою эксцентричность, и затворничество её добровольно, а не навязано обществом. Она постоянно находится на связи со своим поверенным в делах Джеггерсом и сохраняет влияние на группу подхалимов. Она не является при этом маргиналом, а представляет собой определённую часть общества: земельную аристократию, остающуюся могущественной, пусть и живущую своим прошлым и «забальзамированную в собственной гордости».

В богатстве Мэгвича также можно увидеть как своеобразную аналогию с богатством мисс Хэвишем, так и противопоставление ему. Деньги, поступающие от Мэгвича, то есть от асоциального элемента, недостойны для джентльмена по трём причинам: их отправляет каторжник (1), заработавший их в стране ссыльных преступников (2) пусть и честно, но ручным трудом (3). Это противопоставление символично — его деньги пахнут по́том, их бумага помята и засалена («Два засаленных билета по фунту стерлингов, казалось, обошедших на своем веку все скотопригонные рынки графства»^[28]), а выданные мисс Хэвишем монеты как компенсация за потерю подмастерья сияли первозданным блеском. Пип открыл для себя, что своим преображением в «джентльмена» он обязан именно этой засаленной «манне кредитной», что послужило ему хорошим уроком и взрастило в нём достаточно предубеждения, чтобы суметь с отвращением отвергнуть её.

Идея социального «благородства» руководила многими персонажами романа: Мэгвичем, страстно стремившимся к нему даже посредством усыновления; самим Пипом, достигшим благородства; миссис Покет, только о нём и грезившей; Памблчуком, которого подхалимство толкает в объятья того, кого он сам давеча жестоко бичевал; Джо, который путается между «Пип» и «сэр» во время лондонского визита, и даже Бидди, вдруг ставшей подобострастной. И таких примеров не перечесть, учитывая всех, кто пользуется благородством, не заслуживая его, как и мисс Хэвишем, обольщённая Компесоном, каторжником с исполосованным лицом — безусловно, «джентльменом», но джентльменом продажным, о чём всегда напоминал Мэгвич: «Этот мерзавец, видите ли, благородный, джентльмен. Так вы теперь мне спасибо скажите, что тюрьма получит обратно своего джентльмена»^[29]. Сама Эстелла хотя и не знает этого, но также приходится дочерью каторжнику Мэгвичу и одной преступнице, которую приютил стряпчий Джеггерс, благородство которого, в свою очередь, — лишь видимость, поскольку он живёт за счёт ликвидности, доверенной ему преступным миром при посредничестве его образцового сотрудника, мистера Уэммика.

Какими козырями нужно располагать, чтобы достичь «благородства»? Титулом или, по крайней мере, семейными связями с верхами среднего класса (англ. upper middle class): так, миссис Покет основывает свои чаяния на том, что её деду «едва не удалось» быть пожалованным высшим титулом баронета, а Пип питает надежду, что мисс Хэвишем в итоге усыновит его, поскольку усыновления, как утверждает Эстелла, словно прирождённая леди, полностью достаточно для облагораживания человека. Ещё более важными, но недостаточными козырями являются деньги и образование, понимаемое в общем смысле, кроме профессионального обучения ремеслу. Пип всё это осознаёт, что безоговорочно подтверждает и Джеггерс, посредством Мэтью Покета сообщающий Пипу, что его «не нужно готовить к какой-нибудь определённой профессии, а будет вполне достаточно, если <Пип> „не <ударит> лицом в грязь“ в обществе других обеспеченных молодых людей»^[30]. Исходя из этого, ни Мэтью Покет, имеющий образование, но не имеющий денег, ни Джеггерс, имеющий и то, и другое и занявший своё место лишь благодаря силе своего интеллекта, не могут стремиться к «благородству» (англ. gentility); социальный идеал оказывается воплощённым в Бентли Драмле, что и сделало его в глазах Эстеллы кандидатом в мужья номер один.

Лучшим способом подойти к личности Пипа или узнать о намерениях Диккенса в его отношении является анализ его отношений не столько с Мэгвичем, сколько с Орликом, преступным работником, помогающим Джо Гарджери в кузнице.

По мнению британских исследователей творчества Диккенса, Орлик является тенью Пипа; являясь коллегами на кузнице, они оба оказываются у мисс Хэвишем, куда Пип получает свободный доступ в качестве собеседника, а Орлик вынужден остаться у калитки. Пип относится к Бидди, как к сестре, — Орлик же имеет на неё другие планы; Пип связался с Мэгвичем, а Орлик ассоциируется с заклятым врагом Мэгвича, Компесоном. В итоге Орлик также стремится к «большим надеждам» и, как тень, озлобленно следует за Пипом, восшедшим с низов кузницы и с болот до сверкающего Сатис-Хауса и до лондонского блеска, которого он никогда не познает, — тень довольно надоедливая, от которой Пип не может избавиться.

Затем, прежде чем раствориться в пустошах болот или джунглях Лондона, Орлик осуществляет наказание — дикий акт агрессии против миссис Гарджери — и символически появляется вновь в главе LIII. Орлик заманивает Пипа в заброшенное здание шлюзов посреди болот, желая свести с ним счёты, а затем убить. Счетов накопилось много: этот возвысившийся Пип только и делал, что чинил Орлику, оставшемуся рабом своего положения, препятствия на его жизненном пути, и лишь Пип виновен в печальной судьбе миссис Джо. Кажущаяся инверсия в обвинениях показывает логику параноика и делает из Орлика «двойника Пипа».

Но одного Орлика мало, и, чтобы разрушить последние заблуждения Пипа, потребовался его двойник из более высокого класса общества — Бентли Драмл — то есть двойник двойника Пипа. Подобно Орлику, Драмл силён, смугл, их речь одинаково невнятна, кровь горяча, и оба они наслаждаются ожиданием своего часа. Именно этого неотёсанного грубияна из богатой семьи Эстелла предпочла Пипу, отказавшемуся от своих больших надежд. После этого оба злодея исчезают, благодаря своей жестокости, исчезают вовремя, как и миссис Джо: они более ни для чего не годятся, и читатель их более не увидит; останется лишь чувство вины, которое будет точить главного героя.

Исходя из этого, неудивительно, что в Лондоне дела принимают плохой оборот — здесь ни деньги, ни благородство не могут привести к счастью. Начинающий «джентльмен» сетует на свои чувства беспокойства неуверенности, постоянно связывая их со своим хроническим недомоганием, смертельной усталостью, состоянием духа хуже, чем во времена, когда на кузнице Джо он был «беспокойный, вечно недовольный фантазёр-подмастерье»^[31]. Деньги по факту утекают у него из рук: чем больше он тратит на всё новые и новые безделицы, тем больше он попадает в долги. Кроме того, его необычный будущий статус «джентльмена» имеет на него влияние, обратное ожидаемому: бесконечные перспективы, конечно, и открываются, но сила воли пропорционально угасает до нуля, и вскоре наступает паралич души. В перенаселённом мегаполисе Пип блуждает от разочарования к разочарованию и, лишённый своего родного Кента и особенно своей единственной опоры в лице деревенского кузнеца, находит лишь одиночество без возможности влиться в местное сообщество — даже в семью Покетов и уж тем более — в круг общения Джеггерса. По мнению французского литературоведа Анри Сюами, Лондон становится тюрьмой Пипа, и, подобно каторжникам из его детства, он опутывается цепями: «Одних лишь денег недостаточно для постройки дома под названием „Сатис“ — „Удовлетворение“»^[32].

Засаленные купюры Мэгвича могут являться авторской метафорой психологического смятения героя и взглядов Диккенса на бурное начало социально-экономического прогресса в течение 10—15 лет до написания романа. Диккенс часто касался этой темы в своём еженедельнике «Хаусхолд уордс», а его вклад в социальный прогресс проявился в 1840-х гг. и нашёл отражение в его последних романах. Яркой иллюстрацией этому является то, что в «Пиквикском клубе» плохой запах денег был просто плохим запахом, тогда как в «Нашем общем друге» и «Больших надеждах» плохой запах уже стал проблемой.

По случаю Всемирной выставки 1851 г. (англ. The Great Exhibition), Диккенс и Ричард Хорн^[33] написали статью, в которой сравнили Хрустальный дворец с некоторыми экспонатами, присланными Китаем, не в пользу последнего: с одной стороны — Англия, торговля с которой открыта для всего мира, символизировала, с их точки зрения, прогресс; с другой — китайская сосредоточенность на себе: «Сравнивать Китай и Англию — всё равно, что сравнивать остановку и движение» (англ. To compare China and England is to compare Stoppage to Progress). Этим они метили и в правительство тори, которое, по их мнению, ратуя за возврат к протекционизму, собиралось сделать из Англии Китай. Поэтому «Хаусхолд уордс» и позиционировал себя как журнал борцов за мировую свободу торговли: нескончаемый приток денег был, — как писали Диккенс с Хорном 17 мая 1856 г., — метафорой кровообращения. В 1850-е гг. для Диккенса всё ещё существовало заслуженное богатство, измеряемое в новеньких хрустящих купюрах, чистых и без запаха.

С написанием «Больших надежд» его взгляды изменились, хотя и несильно: конечно, сатира осталась, иногда жёсткая; тем не менее, никто в книге не назначен на роль моралиста, чтобы обвинить Пипа и его новое общество; Джо и Бидди, эти образцы здравомыслия, своей инстинктивно преувеличенной покорностью даже способствовали его отклонению от пути истинного. Поэтому осуждение с самого начала производится приёмом противопоставления; лишь несколько персонажей, несмотря на свои недостатки, придерживаются своего пути без отклонений: Джо с его незыблемыми ценностями; Мэтью Покет, которого его мужская гордость делает неспособным, на удивление его семьи, к любому подхалимству в отношении богатой родственницы; в каком-то смысле Джеггерс, остающийся хладнокровным и не питающий иллюзий в отношении общества, интересы которого ему доверены; и, наконец, Бидди, которая побеждает свою застенчивость и время от времени восстанавливает порядок вещей. Герою-рассказчику остаётся позаботиться о том, чтобы сделать из произошедшего положительные выводы: в конце романа он вновь находит свет и бросается на этот путь нравственного перерождения.

В главе XXXIX — поворотной в романе — Пип принимает у себя Мэгвича, пожелавшего взглянуть на «джентльмена», созданного на его деньги, и, как только каторжник прячется в комнате Герберта Покета, Пип осознаёт своё положение:

Исследователь Джон Хиллис-Миллер считает, что для решения данной проблемы Пип может рассчитывать лишь на силу любви, стойкость которой он испытывал к Эстелле, и на воспитание нового чувства — чувства к Мэгвичу, человеку загнанному, которого вскоре ранят и который обменял свою жизнь на жизнь Пипа. Анри Сюами не опровергает Хиллиса-Миллера, но добавляет, что этот положительный процесс на каждом из своих этапов сопровождается осознанием мнимости «истин», к которым Пип приходил на предыдущем этапе.

Анри Сюами считает, что Диккенс уделил столько внимания этой теме, что совсем не собирался делать из Пипа нищего: кузница Джо не была ни идиллией, ни социальным дном и не похожа на готический вертеп Гэбриела Вардена из «Барнеби Раджа», а дом Гарджери не имеет нищего общего с конурой из «Тяжёлых времён» — очаг натоплен, кладовая заполнена, а миссис Гарджери без конца следит за порядком.

Поэтому проблема заключается не в социальном плане, а в психологическом и нравственном, и восхождение Пипа сопровождается параллельно деградацией его честности, начиная с его первого возвращения от мисс Хэвишем. Невинный мальчик с болот, с которым на могиле его родителей обращаются безо всякого уважения вдруг превращается в отпетого лгуна, когда рассказывает своей сестре, миссис Джо, и дяде Памблчуку о карете и об отбивных из телятины, самого дорогого мяса в Великобритании. Ещё более сбивает его с пути истинного непреодолимое влечение в Сатис-Хаус, где он всегда презираем и даже бывает унижен, одолеваем призрачными представлениями, затем опровергнутыми Покетом; а затем — его растущая бесцеремонность уже при обустройстве в Лондоне. Тогда привлекательность денег преобладает для него и над честностью, и над признательностью, и над самой совестью, впервые столкнувшейся с низостью: этому свидетельствуют такие символические моменты, как желание откупиться от приезда Джо в главе XXVII и надменный взгляд на того же Джо, расшифровывающего буквы алфавита при обучении чтению, не считая презрительного снисхождения к Бидди, которое он копировал с поведения Эстеллы в отношении его самого.

Джентльмены всецело отдаются спектаклю по представлению себя «благородными» для приобретения льгот как для себя, так и для других. Подражая друг другу в хороших манерах и особенно в манерах аристократии, они культивируют представление о труде как о чём-то постыдном и о праздности как образе жизни^[36]. Так, в Эстелле, имевшей низкое происхождение, систематически воспитывалось чувство надменности, затем она была отправлена в Ричмонд, чтобы научиться вести себя как надлежит леди, и закончила она тем, что угодила в ловушку грубияна благородного происхождения; так же и Мэтью Покет, мужчина хоть и здравомыслящий и сообразительный, обеднев, не забывал о своём социальном положении и не подавлял аристократических притязаний своей супруги, сколь бы смехотворными они ни были.

Пип же, как и те, кого он имитирует, представляет собой то, что Джон Хиллис-Миллер назвал «крахом термина „джентльмен“» (англ. the bankrupcy of the idea of the gentleman): доминируя по закону, считая возможным не помогать менее зажиточным, он изолирует себя от человеческого сообщества путём обмана и несправедливости, и его единственной выгодой становится выгода, полученная от пошлости, обратно пропорциональной его «благородству». Этот отказ Диккенса от «джентльмена», уже применявшийся им в «Крошке Доррит» и устоявшийся в «Больших надеждах», разделяли не все его современники: для Теккерея понятие «джентльмена» нуждалось в переоценке, но оставалось необходимым, тогда как для более консервативного Троллопа действия, подчиняющиеся этике, могут быть самопроизвольны лишь при наличии качеств, не поддающихся описанию, которыми обладают лишь благородные леди и джентльмен.

Как бы то ни было, в главе XXX Диккенс поддерживает свой тезис с помощью второстепенного персонажа, никак не влияющего на сюжет и назначенного на роль пародийного разоблачителя новой болезни, подтачивающей главного героя; единственным, кого не удалось одурачить, неспособным к унижению до подхалимства, оказался рассыльный Трэбба (англ. Trabb's Boy), который по-шутовски кривляется на Торговой улице городка в судорогах, призванных имитировать недавно выученные Пипом его хорошие манеры. Наигранный страх перед этой встречей с Пипом, обернувшийся клоунадой, преувеличенно щегольская походка, высокомерная речь, имеющая следы уроков хороших манер — всё это мальчишка Трэбба, словно вышедшая из-под контроля марионетка, выставляет на всеобщее обозрение, чтобы развеять образ этого нового «джентльмена» в рединготе и цилиндре своей грубой карикатурой:

Шутовство маленького клоуна очень важно для романа, по мнению Честертона. Это разрушительная насмешка, прекрасно уловившая первую неловкость переживания того образа человека, которым он сам хочет казаться для других. Честертон считает, что Джордж Элиот и Теккерей смогли бы описать унижение Пипа, но не «силу» мальчишки Трэбба — его неудержимый и поразительно своевременный реванш (англ. the irrepressible and unerring vengefulness)^[38].

Мальчишка Трэбба поднимает важную тему о том, что «казаться» поднялось в глазах людей над «быть», этикет — над благородными чувствами, а внешние приличия — над искренностью. Этикет преобладает до абсурда, а человеческая солидарность исключена из повестки дня.

• Гредина И. В. Альтернативные финалы романа Ч. Диккенса «Большие надежды» в англоязычной критике // Вестник Томского государственного педагогического университета. 2014. № 5 (146).
• Несчастный конец "Больших ожиданий" Диккенса // Интернациональная литература. 1937. № 10.
• George J. Worth (1986), Great Expectations: An Annotated Bibliography, New York: Garland
• Elliot L. Gilbert (1993), "In Primal Sympathy: Great Expectations and the Secret Life", Critical Essays, pp. 146–167
• Milhauser M. Great expectatinos. Three endings // Dickens Study Annual. Southern Illinois Press. London and Amsterdam 1983. P. 275-282.

Роман Диккенса был неоднократно экранизирован:

• «Большие надежды» (1917), режиссёр Роберт Виньола (США).
• Большие надежды^[дат.] (1922), режиссёр А. В. Санберг^[англ.] (Дания)
• «Большие надежды» (1946), режиссёр Дэвид Лин, по мнению критиков — одна из лучших, если не лучшая, экранизация произведений Диккенса.
• «Большие надежды» (1998), режиссёр Альфонсо Куарон — попытка осовременить историю, перенеся её в Америку 1990-х годов.
• «Большие надежды» (1999), режиссёр Джулиан Джаррольд
• «Большие надежды» (2011), режиссёр Брайан Кирк 
• «Большие надежды» (2012), режиссёр Майк Ньюэлл
• «Fitoor (англ.) » (2016), режиссёр Абхишек Капур
• Большие надежды (2023)
• Вокруг романа построен сюжет фильма «Мистер Пип (англ.) » (2012) режиссёра Эндрю Адамсона
• На романе основан эпизод «Пип» мультипликационного шоу South Park
• Роман упоминается в российском ТВ сериале-мелодраме «Большие надежды» (2020) от режиссера Юлии Красновой