Вынесение приговоров на Нюрнбергском процессе — Википедия

Вынесение приговоров на основном Нюрнбергском процессе проходило с 1 сентября по 30 сентября 1946 года. Заседания восьми судей Международного военного трибунала (МВТ) считались секретными и официальный протокол на них не вёлся: но детали дискуссий стали известны историкам как из личных записей судьи Фрэнсиса Биддла, так и из сообщений судьи Ионы Никитченко своему московскому руководству.

За несколько месяцев до последнего выступления обвиняемых, 10 апреля 1946 года, судья Лоуренс сказал коллегам, что пришло время задуматься над юридическими проблемами приговора и начать подготовительную работу к вынесению вердикта: подготовить резюме доказательств и классифицировать их по рубрикам. После окончания прений сторон судьи надеялись, что успеют вынести свой вердикт в течение трёх недель, к 23 сентября. 1 сентября судьи переместились из зала суда в небольшой конференц-зал Дворца правосудия, где на следующий день начали обсуждать черновик приговора^[1][2].

Лоуренс полагал, что форма и стиль вердикта должна быть последовательными, написанными одним человеком: судья Биркет, ранее составлявший большую часть публичных заявлений и постановлений трибунала, был наиболее очевидным кандидатом на роль автора. С конца апреля Биркет сосредоточился на юридических проблемах и 27 июня судьи впервые собрались для рассмотрения его версии проекта: всего прошло двенадцать собраний, на которых участники дискутировали об итоговом решении^[1][2].

Пункты о военных преступлениях и преступлениях против человечности вызвали наименьшее число разногласий между судьями. Представители союзников вносили только небольшие коррективы: так до начала сентября советские судьи хотели видеть более подробные сведения о «нацистских преступлениях» в итоговом тексте. Второй проект части «Военные преступления и преступления против человечности» обсуждался 4 сентября: он был скорректирован 16 сентября и после этого не вызывал развёрнутых обсуждений. В итоге, строгое толкование трибуналом требования устава МВТ о связи преступлений против человечности с началом агрессивной войны формально оставило безнаказанными все довоенные преступления, совершённые в нацистской Германии^[1][3].

Заметным ударом по первоначальной советской позиции стало отсутствие упоминания о Катынском расстреле в итоговом тексте приговора: немецкие адвокаты создали у западных судей достаточно весомые сомнения в отношении советских утверждений об ответственности нацистской Германии. В результате судьи по существу сняли с подсудимых данное советское обвинение^[2].

Обвинение в заговоре стало причиной множества эмоциональных дискуссий между судьями. Во время первого обсуждения приговора судья Вабр «атаковал» пункт сразу с нескольких сторон: по его мнению, подобное преступление не было известно ни в международном, ни во французском праве; оно было создано «ex post facto»; оно было не нужно, поскольку совершались фактические преступления. Биркет считал, что без обвинения в заговоре создавалось впечатление, что война не была спланирована и что национал-социалистический режим был оправдан судом — он утверждал, что вся ценность Нюрнбергского процесса заключалась в том, чтобы показать, что война возникла из общего плана. При этом Биркет видел заговор не как отдельное преступление, а как объяснение отношений между обвиняемыми^[1].

Судья Никитченко в меморандуме от 17 июля выразил мнение, что, хотя преступление и не существовало в международном праве, оно было достаточно установлено во внутригосударственном праве, чтобы оправдать его применение. В августе он дополнил свою позицию, сообщив коллегам, что трибунал не являлся «институтом, призванным защищать старые законы». Биддл занял промежуточную позицию: он назвал обвинение в заговоре «опасным», но считал, что его можно было жёстко ограничить, чтобы предотвратить несправедливое решение. В конце июня Никитченко предупредил Комиссию политбюро о сомнениях других судей в вопросе о заговоре. 11 июля трибунал не поддержал предложение советского судьи об усилении в итоговом тексте роли заговора; другие судьи также не захотели более развёрнуто обсуждать роль в подготовке к войне немецких промышленников и дипломатов^[1][2].

Дискуссии о масштабе и типе «заговора» продолжились: Никитченко считал, что нацисты сговорились о господстве над миром, а Паркер видел целью заговора начало войны. Французские судьи указывали, что доказательства говорили об обратном: о случайном наборе отдельных планов у отдельных лиц и организаций. Биддл к сентябрю подготовил черновик пункта, надеясь показать, как отдельные планы составляли общую картину преступления — французские судьи не были убеждены. Никитченко задал вопрос, как могут быть осуждены некоторые из подсудимых — прежде всего Фриче, Папен, Шахт и Штрайхер — без широкого обвинения в заговоре?^[1]

Вопрос о длительности «заговора» вызвал новые разногласия: обвинение утверждало, что он начался с основания НСДАП в 1920 году; ни один судья не был готов поддержать такую позицию. Постепенно Биддл убедил своих коллег, что 5 ноября 1937 года — день выступления Гитлера, изложенного в меморандуме Хоссбаха — являлся датой начала отсчёта для «агрессии» нацистской Германии. Таким образом не любая ревизионистская, «анти-версальская», риторика являлась основанием для уголовного преследования. Меморандум, написанный юристом Гербертом Векслером и представленный Биддлом 4 сентября, стал основой для компромисса. Судьи предельно сократили позицию обвинения, отказавшись от концепции, что все преступления властей нацистской Германии были связаны в единое целое — импровизация и оппортунизм играли роль на каждом историческом этапе. Одновременно, судьи отвергли ссылку защиты на «принцип лидерства»: они согласились с позицией Никитченко, что «отношения лидера и последователя не исключали ответственности» последнего^[1][4][2].

Составление раздела приговора, озаглавленного «Преступления против мира» и занимавшего почти половину общего объёма вердикта, заняло у судей два месяца. Несколько попыток Биддла дать юридическое определение самому понятию «агрессия» не увенчались успехом. 17 июля Вабр указал, что ООН также не смогла дать адекватного определения агрессии и предложил отказаться от новых попыток. При этом в приговоре было уделено внимание единодушному мнению судей о том, что агрессивная война являлась преступлением до начала Второй мировой войны: в частности, в связи с подписание пакта Келлогга — Бриана. МВТ пришёл к выводу, что отказ от войны как инструмента политики обязательно включал в себя утверждение о том, что сама война являлась незаконной^[5].

Аннексии Австрии и Чехословакии были единственными пунктами вызвавшими некоторые разногласия судей. Не упоминая советские соглашения с Рейхом — на чём Никитченко настаивал с 8 августа — вердикт был основан на том, что обвиняемые никогда не верили в реальную возможность нападения СССР на Германию. При этом в приговоре упоминалась поездка Риббентропа в Москву. Вердикт подтверждал наличие у властей Великобритании планов по вторжения в Норвегию, но подчеркивал, что все военные планы Рейха были связаны с захватом военно-морских баз — а не с упреждением британского нападения. Ссылки на «превентивный удар» отвергались, поскольку у Германии не было «мгновенной и непреодолимой необходимости в самообороне»^[5][6].

8 августа судьи впервые затронули вопрос об организациях, а 3 сентября он был обсуждён подробно. Биддл выступал за полное снятие обвинений с «преступных организаций», полагая, что речь шла о «шокирующей идее», осуждать людей без проведения суда на ними. Никитченко настаивал на диаметрально противоположной позиции, поддерживая полное обвинение всех организаций и всех их членов. Лоуренс полагал, что проблема заключалась в нахождении «пределов вреда, причиненного невиновным лицам». Французские судьи были готовы обвинить только гестапо, СС и корпус руководителей НСДАП^[7].

Судья Паркер считал, что приговор должен был описать деятельность всех организаций, преступных или нет, давая подробное обоснование принятых решений. 3 сентября он представил коллегам документ, в котором сформулировал свою позицию: Паркер требовал доказательства существования сплоченной организации — того, что большинство членов присоединились к ней добровольно, полностью зная о преступных целях организации, и что они принимали участие в самой преступной деятельности. 13 сентября он дополнил свою позицию тем, что членство должно рассматриваться как преступное только с момента начала войны. Биддл согласился, что принципы Паркера «действительно избавили от ощущения „вины по ассоциации“» (вины в соучастии). Вопреки возражениям советской стороны, данные принципы — «незаметно похоронившие» всю систему уголовного преследования преступных организаций — стали основой для вердикта и были рекомендованы союзному командованию для последующих процессов^[7][8][9].

Также вопреки позиции советских судей, остальные члены МВТ пришли к выводу, что обвинение не смогло доказать, что Генеральный штаб, Верховное командование вермахта и Имперский кабинет вообще являлись организациями. Судьи постановили, что ни Генеральный штаб, ни ОКВ не были «организацией» или «группой» в юридическом смысле, подразумевавшемся в уставе МВТ — это стало формальным основанием для непризнания их «преступными организациями». Дело против СА также было прекращено из-за отсутствия сплоченности в группе. В связи с явными разногласиями 17 сентября судьи решили отложить вынесение приговора^[7][10].

Перевод общих правовых принципов в конкретные приговоры отдельным людям вызвал значительные разногласия у судей: для достижения компромисса среди судей шла «торговля» как за вердикты, так и за приговоры. Рассмотрение отдельных дел обвиняемых началось после рассмотрения «правовой базы»: 2 сентября прошло первое из восьми заседаний, проходивших в обстановке особой секретности. Все восемь судей имели возможность высказываться в рамках предварительной дискуссии, но окончательное голосование проводили только четыре основных судьи: не согласившись с позицией Никитченко, 9 сентября трибунал решил, что раздельное голосование «два на два» будет считаться оправданием^[11][3][2].

Случай Геринга стал первым в списке: 2 сентября все восемь судей признали его виновным; до 10 сентября Вабр был единственным, кто считал, что бывший маршал был невиновен в «заговоре». В итоге Геринг был единогласно приговорён к смертной казни. Дело Риббентропа прошло через ту же процедуру. Кейтель был сразу признан виновным по всем четырём пунктам. Франк первоначально был признан виновным по четырём пунктам — несмотря на то, что ему не было предъявлено обвинение в преступлениях против мира; через неделю судьи решили снять с него и обвинение в заговоре^[12].

Конкретный пункт обвинения Штрайхера вызвал споры: Биддл полагал «абсурдным» называть Штрейхера заговорщиком, однако судьи никогда не сомневались, что Штрейхер должен быть приговорен к смертной казни. Дискуссия о заговоре продолжилась и в случае с Кальтенбруннером: Лоуренс и Паркер первоначально были готовы согласиться с Биркетом и Никитченко, что обергруппенфюрер СС был виновен в заговоре — но в итоге проголосовали против. В окончательном приговоре Заукель был признан виновным только в военных преступлениях и преступлениях против человечности — и приговорён к смертной казни^[12].

Дело Бормана вызвало проблемы в связи с отсутствием подсудимого: после дискуссии судьи признали Бормана виновным по пунктам № 3 и 4, приговорив его к смертной казни. Но поскольку Борман был осужден заочно, судьи рекомендовали, чтобы в случае его обнаружения живым Контрольный совет «мог рассмотреть любые факты в целях смягчения… приговора, если сочтет это целесообразным». Споры вокруг генерала Йодля сосредоточились на вопросе, следовало ли приговорить его к повешению или расстрелу. Лоуренс ещё в июле попросил справку о том, какие методы казни применялись в других судебных процессах по делам о военных преступлениях^[12].

Судьи не были уверены в том, что приговорят Розенберга, Фрика и Зейсс-Инкварта к смерти. Так в приговоре лишь кратко упоминался вклад Розенберга в национал-социалистическую идеологию и подробно рассматривалась его деятельность в оккупированной Норвегии и на территории СССР. Паркер проголосовал за пожизненное заключение Фрику на том основании, что Фрик был «просто бюрократом»: судьи спорили до 26 сентября, прежде чем приняли решение об осуждении его по пунктам № 2, 3 и 4. Вердикт и приговор Зейсс-Инкварта были вынесены также 26 сентября, поскольку французские судьи продолжали выступать за пожизненное заключение^[12].

Лоуренс и советские юристы первоначально считали, что Шираха следовало приговорить к смертной казни — но постепенно они уступили тем, кто был готов осудить его только по четвёртому пункту; и согласились, что 20 лет тюрьмы было адекватным наказанием. Нейрат был признан виновным по всем четырём пунктам обвинения, но получил 15 лет лишения свободы. Фалько, Никитченко и Лоуренс сначала хотели повесить Функа, а Биддл был склонен с ними согласиться. Но после двух дальнейших обсуждений все судьи решили, что Функ, признанный виновным по всем пунктам обвинения кроме заговора, заслуживал пожизненного заключения. Министр Шпеер, после рассмотрения вопроса о повешении, был приговорён к 20 годам тюремного заключения — судьи разделились в своём отношении к «архитектору, ставшему министром вооружений». Французские судьи полагали, что 20 лет было достаточным сроком для Гесса: однако тремя голосами против одного он был приговорен к пожизненному заключению. Таким же стал приговор и для адмирала Редера^[12][2].

Вынесение приговора адмиралу Дёницу заняло больше времени, чем вынесение любого другого: правовые проблемы подводной войны выявили серьёзные разногласия в рядах МВТ. Биддл принял аргументы защиты, в то время как Паркер придерживался линии обвинения. В итоге судьи сошлись на 10 годах тюрьмы. Приговор Деницу, написанный Биддлом, не давал ответа на вопрос, за что конкретно был осужден адмирал^[12].

Советская делегация, начиная обсуждение каждого обвиняемого с запроса смертной казни, в целом всё же шла на компромисс. Оправдательные приговоры вышли за рамки того, на что были готовы пойти представители СССР. Дело радиоведущего Фриче рассматривалось 10 сентября и Вабр первым назвал Фриче «наименее виновным из всех» подсудимых. После серии споров о преступности такого явления как пропаганда — в особенности, если она разжигала расовую ненависть — и важности свободы слова, радиоведущий был оправдан. Рейхсканцлер Папен также был оправдан, поскольку с 6 сентября британские и американские юристы не были готовы включить Аншлюс в концепцию агрессии. 12 сентября Никитченко заявил, что напишет своё особое мнение Контрольному совету по этим двум делам. Биддл и Паркер настаивали на том, что Никитченко имел полное право и даже обязанность открыто выразить своё мнение; Вабр был категорически против любых публичных разногласий^[13][2].

Три западных судьи также призвали к «единообразию приговоров» для членов преступных организаций, которых предполагалось судить во всех четырёх оккупационных зонах Германии. Никитченко возразил, что трибунал не имел права делать подобные заключения или делать подобные оговорки: он полагал, что такие вопросы следовало оставить на усмотрение национальных судов. Его протест не возымел действия: другие судьи голосовали против его позиции, а сам Никитченко вообще отказался голосовать по вопросу, который, по его мнению, выходил за рамки сферы ответственности МВТ^[2].

После обсуждения судьбы банкира Шахта на трёх заседаниях, судьи не смогли прийти к итоговому решению: к 12 сентября французские юристы сочли достаточным пятилетнее тюремное заключение, а Биддл предложил пожизненное. 13 сентября Вабр объявил, что дело Шахта следует рассматривать как идентичное делу Папена и Фриче — поскольку все они несли ограниченную ответственность, то все должны быть оправданы. После этого Никитченко заявил, что публично выступит как с несогласием с самими оправдательными приговорами, так и с процедурой их вынесения. Судьи отложили вынесение окончательного решения на 17 сентября. Вечером 29 сентября Никитченко сообщил Биддлу, что в ходе консультаций с Москвой — где члены политбюро всё ещё продолжали изучать значительно устаревший текст черновика вердикта — он получил приказ выразить несогласие с оправдательными приговорами. Решение Никитченко было объявлено другим судьям 30 сентября^[14][2].

В итоге Международный Военный Трибунал вынес следующие приговоры обвиняемым^[11][15][16]:

• К смертной казни через повешение приговорены:

• К пожизненному заключению: Рудольф Гесс, Вальтер Функ и Эрих Редер.
• К 20 годам тюремного заключения: Бальдур фон Ширах и Альберт Шпеер.
• К 15 годам тюремного заключения: Константин фон Нейрат.
• К 10 годам тюремного заключения: Карл Дёниц.
• Оправданы: Ганс Фриче, Франц фон Папен и Ялмар Шахт.

Приговорённые к смертной казни были повешены в ночь на 16 октября 1946 года (Герман Геринг покончил с собой, приняв яд за несколько часов до казни).

Все те, кто были приговорены к лишению свободы, отбывали назначенное им наказание в тюрьме Шпандау. Их дальнейшая судьба такова:

Константин фон Нейрат, приговорённый к 15 годам лишения свободы, был первым освобождён досрочно 6 ноября 1954 года по причине ухудшения здоровья (перенёс инфаркт миокарда), пробыв в плену и в тюрьме девять с половиной лет. Умер 14 августа 1956 года.

Эрих Редер, приговорённый к пожизненному лишению свободы, был досрочно освобождён 17 января 1955 года по состоянию здоровья, пробыв в плену и в тюрьме менее 10 полных лет. Умер 6 ноября 1960 года.

Карл Дёниц, приговорённый к 10 годам лишения свободы, полностью отбыл назначенное ему наказание и был освобождён 1 октября 1956 года. Умер 24 декабря 1980 года.

Вальтер Функ, приговорённый к пожизненному лишению свободы, был досрочно освобождён 16 мая 1957 года по состоянию здоровья, пробыв в плену и в тюрьме 12 лет. Умер 31 мая 1960 года.

Бальдур фон Ширах и Альберт Шпеер, приговорённые к 20 годам лишения свободы каждый, полностью отбыли назначенное им наказание и были освобождены 30 сентября 1966 года (срок заключения считался с даты вынесения приговора 30 сентября 1946 года). Фон Ширах умер 8 августа 1974 года, Шпеер – 1 сентября 1981 года.

Рудольф Гесс, приговорённый к пожизненному лишению свободы, оставался в заключении до своей смерти, наступившей 17 августа 1987 года. С момента освобождения фон Шираха и Шпеера 30 сентября 1966 года он был единственным заключённым в тюрьме Шпандау и стал единственным из осуждённых Нюрнбергским трибуналом, кто полностью отбыл пожизненный срок лишения свободы.

30 сентября 1946 года в Нюрнберге состоялось оглашение приговоров: тысяча дополнительных охранников была выставлена вокруг Дворца правосудия. Судьи, прибывшие во дворец рано утром на пуленепробиваемых седанах в сопровождении военных джипов с сиренами, читали приговор по очереди: текст начинался с резюме Лондонского соглашения и обвинительного заключения. Затем приговор суммировал ход процесса и излагал устав МВТ. Двенадцатистраничная часть приговора сообщала о «захвате власти нацистами» и об их мерах по перевооружению Германии. При рассмотрении последних двух пунктов обвинения в приговоре говорилось о невозможности адекватного обобщения доказательств, которые были слишком объёмны и детальны^[17][18].

Судьи не согласились с тем, что довоенные преступления — какими бы «отвратительными и ужасными» они ни были — были связаны со всеми другими преступлениями: только действия, совершенные после 1939 года, можно было рассматривать как военные преступления и преступления против человечности. День завершился выводами трибунала о преступности организаций. Журналисты заметили удивление Геринга, когда Штурмовые отряды были оправданы. Военные на скамье подсудимых явно не отреагировали ни на оправдание Генерального штаба и Верховного командования, ни на жёсткие формулировки в адрес офицерского корпуса Рейха^[17][18].

Во вторник 1 октября с утра до 13:41, без перерыва, трибунал оглашал приговоры подсудимым: приговоры начинались с абзаца об их карьере и завершались итоговым вердиктом по каждому из пунктов обвинения. Технический сотрудник зала суда и прокурор успели шепнуть Фриче, что он был оправдан, но сам он не мог поверить в это до момента оглашения вердикта: ему с трудом удалось встать со скамьи, когда пришло время покидать зал. Папен был в восторге от оправдания: он попросил доктора Гилберта передать Нейрату апельсин, который он сохранил от завтрака. Фриче — осознав, что его также не отправят обратно в СССР — отдал свой апельсин Шираху^[17].

Никитченко, как и обещал в ходе дискуссий, выразил особое мнение, составленное для него членами комиссии Вышинского и переданное через заместителя наркома иностранных дел Владимира Деканозова — при одобрении наркома юстиции Николая Рычкова и председателя Верховного суда СССР Ивана Голякова. Ожидалось, что положительную оценку особому мнению даст и руководитель СМЕРШа Абакумов. Документ был передан в Нюрнберг после того, как Вышинский добавил своё согласие с ним. После оглашения приговоров судья Лоуренс отметил, что особое мнение советской стороны будет приложено к вердикту, который вскоре будет опубликован^[19].

Шахт, Папен и Фриче в тот же день дали пресс-конференцию: журналисты, интересовавшиеся дальнейшими планами оправданных, толпились вокруг них, предлагая напитки, сигареты и сладости. Советские журналисты не приняли участие в пресс-конференции — они остались в зале суда. Американский прокурор Томас Додд, первым допрашивавший Папена в Мондорфе, передал оправданному дипломату коробку гаванских сигар. Премьер-министр Баварии Вильгельм Хёгнер назвал оправдательные приговоры судебной ошибкой и подписал ордер на арест всех оправданных. Опасаясь также и линчевания, ни один из оправданных не покинул здания тюрьмы — подписав для полковника Эндрюса записку, в которой говорилось, что оправданные остались добровольно^[17][20].

Во второй половине дня бывшие лидеры нацистской Германии, признанные виновными, вернулись в зал суда, чтобы услышать свои приговоры. Эндрюс отправил в зал врача и медсестру, а в лифт поместил двух солдат с носилками и смирительной рубашкой. Виновные слушали приговор, который зачитывал Лоуренс, по очереди — что в сумме заняло 42 минуты. Судьи запретили снимать процедуру на камеру и приглушили свет в зале. Кейтель, выслушав свой смертный приговор, щелкнул каблуками и поклонился судьям; Кальтенбруннер поклонился трибуналу при входе и при выходе. Франк был единственный из обвиняемых, кто сказал «спасибо». Приговоренные к смертной казни вернулись в свои старые камеры, а приговорённые к тюремному заключению были перемещены в камеры на первом этаже^[17].

1 октября 1946 года Международный военный трибунал в Нюрнберге завершил свою работу. На пресс-конференции после оглашения приговоров прокурор Джексон выразил одобрение итоговым решением, не согласившись с оправданием только Папена и Шахта. Министр юстиции Австрии потребовал экстрадиции Папена в Вену, а бельгийская пресса — которая, по мнению посольства Великобритании в Брюсселе, «саркастически» относилась к процессу — «грубо» отзывалась об оправдательных приговорах. Советские газеты одобрили особое мнение Никитченко, выразив при этом общее удовлетворение ходом процесса^[21].

Несмотря на гордость за вынесение приговора, судья Вабр не считал сам итог популярным у широкой аудитории. Немало прокуроров были встревожены оправдательными приговорами: в частности, дело Шахта, как опасался американский юрист Джеймс Роу^[англ.], подтвердило ранние предположения о том, что «американцы никогда не повесят банкира»^{[k 1]}. Генри Стимсон, являвшийся одним из ключевых инициаторов проведения процесса, похвалил достижения МВТ, но отнёсся к самому приговору с долей скепсиса: в статье в «Foreign Affairs» он выразил сожаление по поводу «ограниченного построения заговора». Судья Верховного суда США Феликс Франкфуртер, одобрявший судебный процесс как «подтверждение более высоких стандартов англо-американской юриспруденции», выделил вердикт Шахту как не отражавший степени виновности банкира. При этом адвокат Штайнбауэр гордился тем, что трибунал назвал Австрию жертвой агрессии — а не частью государства-агрессора. Адвокаты в целом выражали одобрение отсутствию в итоговом решения принципа коллективной ответственности^[3].

У многих лиц, не вовлечённых в детали процесса, сложилось ложное впечатление, что трибунал оправдал вермахт — хотя судьи специально отметили, что у них не было сомнений в виновности генералов нацистской Германии. Приняв концепцию стороны обвинения об «опасности прусского милитаризма», трибунал прямо рекомендовал судить отдельных офицеров в последующих разбирательствах^[3][23] (см. легенда о «чистом вермахте»).

Оправдательные приговоры не понравились многим жителям Германии: советская власть использовала данное недовольство. В Берлине советский дипломат Владимир Семёнов встретился с Вальтером Ульбрихтом и другими немецкими политиками, дав им указания по проведению кампании протеста в прессе и на радио, а также — по организации демонстраций, направленных на выражение поддержки «немецким народом» особого мнения Никитченко. 2 октября Семёнов сообщил советскому МИДу, что план уже реализовывался и акции протеста прошли по всей советской зоне. Журналист Аркадий Полторак вспоминал позднее, что только в Лейпциге «демонстрация в сто тысяч человек» размахивала транспарантами с лозунгами «Смерть военным преступникам!», «Мы хотим длительного мира!», «Народный суд над Папеном, Шахтом и Фриче!» и «Мы хотим спокойствия и мира!». Аналогичные демонстрации были организованы в Дрездене, Галле и Хемнице^[24][22].

Уже в октябре 1946 года в прокат вышел документальный фильм советского режиссёра Романа Кармена «Суд народов» — состоявший как из кинохроники Нюрнбергского процесса, так и из кадров, снятых в концлагерях. Англоязычная версия, выпущенная в США под названием «Нюрнбергские процессы» (англ. The Nuremberg Trials), появилась в Нью-Йорке весной 1947 года, получив смешанные отзывы: газета «New York Times» назвала фильм «мрачным и впечатляющим рассказом об ужасах нацистских военных преступлений», а «New York Herald Tribune» полагала, что фильм был примером советской пропаганды. В Северной Америке фильм Кармена был вскоре забыт^[25].

Комментарии

Источники

• Полторак А. И. Нюрнбергский эпилог / предисл. Л. Н. Смирнова. — М.: Воениздат, 1965. — 552 с. — (Военные мемуары).
• Нюрнбергские процессы 1945—49 : [арх. 21 октября 2022] / Савенков А. Н. // Николай Кузанский — Океан. — М. : Большая российская энциклопедия, 2013. — С. 451—452. — (Большая российская энциклопедия : [в 35 т.] / гл. ред. Ю. С. Осипов ; 2004—2017, т. 23). — ISBN 978-5-85270-360-6.
• Ann Tusa; John Tusa. The Nuremberg Trial : [англ.] / new foreword by Ann Tusa and John Tusa; partially based on two draft chapters by John Wheeler-Bennett. — ebook to pdf, 635 p. — New York : Skyhorse Pub, 2010. — 514 p. — ISBN 9781620879436. — ISBN 9781616080211. — ISBN 1620879433. — ISBN 1616080213.
• Kochavi, Arieh J. Prelude to Nuremberg: Allied War Crimes Policy and the Question of Punishment : [англ.]. — Chapel Hill, N.C. ; London : University of North Carolina Press, 1998. — x, 312 p. — ISBN 9780807824337. — ISBN 9780807847404. — ISBN 0807847402. — ISBN 080782433X.
• Hirsch, Francine. Soviet judgment at Nuremberg : a new history of the international military tribunal after World War II : [англ.]. — New York : Oxford University Press, 2020. — xvi, 536 p. — ISBN 9780199377947. — ISBN 9780199377954. — ISBN 0199377944. — ISBN 0199377952.
• Martinez, Jennifer S.; Danner, Allison Marston. Guilty Associations: Joint Criminal Enterprise, Command Responsibility, and the Development of International Criminal Law (англ.) // California Law Review. — 2005. — January (vol. 93, no. 1). — P. 75—169. — ISSN 1556-5068. — doi:10.2139/ssrn.526202.
• Priemel, Kim Christian. The Betrayal : The Nuremberg Trials and German Divergence : [англ.]. — Oxford : Oxford University Press, 2016. — 496 p. — ISBN 9780198790327. — ISBN 9780191648526. — ISBN 9780191801020. — ISBN 0191648523.
• Bloxham, Donald. Genocide on trial: War crimes trials and the formation of Holocaust history and memory : [англ.]. — Reprint, originally published 2001. — Oxford : Oxford University Press, 2010. — xix, 273 p. — ISBN 9780198208723. — ISBN 0198208723.
• Weinke, Annette. Die Nürnberger Prozesse : [нем.]. — 2., durchgesehene Auflage. — München : C. H. Beck, 2015. — 128 S. — ISBN 9783406536045. — ISBN 9783406741104. — ISBN 3406536042.
• Tisseron, Antonin. La France et le procès de Nuremberg: Inventer le droit international : [фр.]. — Paris : Les Prairies ordinaires, 2014. — 399 p. — ISBN 9782350960951. — ISBN 2350960951.
• Wilson, Richard Ashby. Writing history in international criminal trials : [англ.]. — Cambridge : Cambridge University Press, 2011. — xiv, 257 p. — ISBN 9780521138314. — ISBN 9780521198851. — ISBN 0521138310. — ISBN 0521198852.