Нахские народы — Википедия

Нахские народы
Численность	приблизительно 2,5 млн.
Расселение	Северный Кавказ, Грузия
Язык	нахские языки
Религия	ислам (чеченцы и ингуши) православие (бацбийцы)
Входит в	народы Кавказа
Медиафайлы на Викискладе

Нахские народы, или нахи, — этноязыковая общность, которая объединяет носителей нахских языков — чеченцев и ингушей в России, преимущественно на Северном Кавказе, а также бацбийцев в Грузии. Термин разработан и введён в научный оборот ингушским лингвистом З. Мальсаговым. Чеченцы и ингуши отдельно от бацбийцев называются также вайнахскими народами, или вайнахами. Нахские народы имеют сложную этно-социальную иерархию, состоящую из тайпов, а также их объединений и их подгрупп. Исповедуют частично ислам суннитского толка (чеченцы и ингуши), частично — православие (бацбийцы). Общая численность — около 2,5 млн человек.

Этот раздел должен быть полностью переписан. На странице обсуждения могут быть пояснения.

Терминология кавказоведения в Российской империи в XIX веке и первые десятилетия Советской власти имела некоторые отличия от современной. Исследователи часто объединяли всю этноязыковую общность бацбийцев, ингушей и чеченцев в единый народ под наименованием чеченцы или нахче^{[К. 1]}, реже, кисты^[4]. Сами чеченцы термином нахчи/нохчи первоначально обозначали только чеченцев, живущих на плоскости, но постепенно термин распространился также и на горных чеченцев и стал использоваться всеми чеченцами в качестве самоназвания^[5][6]. Б. К. Далгат считал правильным, оставив данные русскими названия чеченцев и ингушей для отдельных частей этого племени, назвать всех их нахчуйцами^[7].

В современной науке для этой общности используют термин нахские/вайнахские народы и/или народности, этногруппы. Оба термина, введены в научный оборот лингвистами^[8], и, вероятно, были придуманы учёными. Однако, существует мнение, что они зародились в народной среде и издревле использовались нахами^[9]. Начиная с 1970-х годов, в лингвистическом понимании более верно объединять под термином нахские народы всех носителей нахских языков, а под вайнахами — только носителей вайнахских языков (чеченцев, ингушей). По мнению С. Гусейнова, вводя в научный оборот термины «нахи» и «вайнахи», З. Мальсагов изменил сложившийся до того порядок, когда общенациональный этноним «чеченцы» («нахчий») объединял своим названием все чечено-ингушские общества, в отличие от узкоплеменного этнонима ингуши («галгай»)^[10].

Этноним нахские народы разработан и введён в научный оборот ингушским лингвистом З. Мальсаговым для обозначения носителей нахских языков, образован на основе слова нах — «люди, народ», в народной среде, однако, неизвестен^[11][12][13].

Наименование нахские народы или нахи иногда употребляется синонимично с вайнахами/вейнахами. Термины нах или вайнахи не известны в исторических документах, фольклоре, в кавказоведческой литературе, напротив, многократно и повсеместно в качестве общего названия чеченцев и ингушей встречается этноним нахче (нахчу, нахчо)^[14]. Этноним нахчой (с топонообразующими составляющими van и mat), обозначенный в виде этноопределяющей идентификации страны, места и города, зафиксирован в древнейших исторических источниках на территории Закавказья и Передней Азии — прародины носителей нахских языков^[15], и являлся обобщающим названием современных чеченцев, ингушей и байбийцев^[16].

Создание единого для чеченцев и ингушей эндоэтнонима было обусловлено желанием советского руководства искусственно подтолкнуть процесс слияния чеченцев с ингушами и административного объединения Ингушетии и Чечни. Так, советский лингвист Н. Ф. Яковлев первым предложил ввести для ингушей и чеченцев общее название «вейнахи», «вейнахские народы»^[17]. Новый термин он возводил к словосочетанию «вей нах», которым, как писал ингушский лингвист З. К. Мальсагов, ингуши и чеченцы выражают своё племенное единство, но при этом общего названия эти народы не имеют. Мальсагов же предлагал обозначить совокупность ингушского и чеченского языков и их диалектов общим названием «нахский язык»^[18].

После создания нового названия для ингушей и чеченцев «вейнахи/вайнахи» и административного объединения в 1934 году Чеченской АО и Ингушской АО в единую Чечено-Ингушскую автономную область (с 1936 г. — Чечено-Ингушская АССР) власти всеми силами пытались обеспечить слияние ингушей и чеченцев в единый народ. Наиболее активно «вайнахская идентичность» внедрялась в сознание ингушей и чеченцев в 1960—1980-е годы^[19].

Также имеется термин Вайнахия, использующийся в отношении территории исторического проживание чеченцев и ингушей (вайнахов). Исторические земли вайнахов — Чеченская Республика и Ингушетия, и земли в нескольких районах северного Дагестана и Северной Осетии, а также исторических северных территорий Гарм-аре (Ставропольский край) с общей площадью до 35 000. Так же в источниках встречается термин Страна вайнахов^[20].

После 1990 годов термин Вайнахия всё чаще стали использовать в отношении вайнахских республик^[21][22]. В 2004 году были неудачные попытки некоторых политиков создать республику Вайнахию путем слияния Чечни и Ингушетии в единый субъект в рамках проекта «укрупнение регионов»^[23][24].

Как и многие народы на определённом этапе своего развития, нахи использовали сложную систему названий для существовавших в их среде форм родственных, территориальных, социальных и военных объединений. Нахская структура таких объединений состояла из групп разной численности и статуса, включая доьзал («моногамная семья») → ца («люди одного дома») → некъи («люди одной дороги») → гары («люди одной ветви») → вар (род) → тайп. В середине XX века ряд исследователей разработал некую классификацию, согласно которой, бо́льшая часть тайпов образовывала своеобразные союзы — тукхумы (у чеченцев сначала их было выделено 8, потом — 9^{[К. 2]}) и шахары (у ингушей 6—7^{[К. 3]}). Классификация была сложной и запутанной, часть тайпов могла входить и в чеченские тукхумы, и в ингушские шахары (например, орстхойские тайпы), а часть могла не входить ни в один союз (например, тайп нашхойцев). Согласно примерным подсчётам, в середине XIX века насчитывалось около 135 тайпов чеченцев, 1/4 из которых исследователи не смогли отнести к какому-либо тукхуму^[28] и около 50 тайпов ингушей.

Сегодня считается, что тукхум и шахар — это дефиниции для обозначения региона или племени. В начале 1930-х годов, когда советская этнографическая наука делала первые шаги по изучению форм социальной организации народов Кавказа, для обозначения регионов Чечни в научный оборот был введен термин тукхум как синоним «племени»^[29], несколько позднее добавили термин шахар. Возможно, что под этими терминами надо понимать не родственные группы, а территориальные подразделения племён. Российский и советский учёный и правовед Б. К. Далгат предлагал исключить из оборота дефиницию тукхум как синоним племени или рода, а ещё лучше — вообще устранить^[30]. В связи с неоднозначным пониманием старинной нахской системы названий различных форм нахских объединений ещё с XIX века в российском кавказоведении применительно к таким объединениям использовался термин вольное общество или просто общество (термин применяется не только для нахских народов). Происхождение и формирование всех нахских народов и народностей неотделимы от истории их самобытных объединений — обществ.

Важнейшим фактором формировавшим историю северокавказского региона являлось укрепление здесь ислама, среди нахского населения представленного, в основном, суннизмом суфийского толка. На религиозной почве значительное влияние получили религиозные объединения — вирды. Эти духовные братства возникли на основе тарикатов (суфийские ордена), наиболее распространённые среди нахов — кадирия и накшбандия. Например, Глава ЧР Р. А. Кадыров культивирует в Чечне кадирийское течение хаджи-мюридизма и относит себя к вирду последователей шейха Кунта-хаджи Кишиева, а депутат ГД РФ А. Д. Делимханов является последователем этого же тариката и течения, но уже относится к другому вирду — последователей шейха Бамат-Гирей-хаджи Митаева. Всего вирдов в ЧР насчитывается 7 кадирийского и 22 накшбандийского тарикатов. Также среди современной чеченской молодежи немало вообще не приемлющих суфизм^[38].

Согласно ЭСБЕ, до Кавказской войны (1817—1864) нахские народности и этногруппы проживали на территории между реками Сунжа, Аксай и Кавказскими горами. После войны, и в дальнейшем, на рубеже XIX и XX веков, они проживали «перемѣшанно съ русскими и кумыками въ Терской области, къ востоку отъ осетинъ, между Терекомъ и южной границей области, от Дарьяла до истока р. Акташа»^[39].

Для вайнахов характерны родоплеменной строй^[40][41], патриархально-семейная организация общества^[42] и следующие общественные институты:

• Кровная месть, распространённая с древности^[43] и широко практиковавшаяся даже в советское время^[44]. Обычай кровной мести обусловлен традиционными представлениями о мужестве, чести и достоинстве. «Котам а хилла вехачул, нӀаьна а хилла велча тоьлу» («Чем жить курицей, лучше умереть петухом») — говорили вайнахи по этому поводу^[45].
• Круговая порука, предусматривающая не только коллективную ответственность, но и коллективное же отправление правосудия, и распространяющаяся на различные сферы общественной жизни. В случае некоего деликта обязанность свершения кровной мести и мести вообще падает на весь род пострадавшего и распространяется на род обидчика, если старейшины последнего сами не предпримут какое-либо превентивное наказание провинившегося для урегулирования конфликта и недопущения более масштабного кровопролития, поэтому вайнахи говорят: «Дов — шархудар дац» («Вражда — не каша с пахтаньем»), подразумевая под этим, что такие ситуации лучше не допускать или урегулировать на ранних стадиях. Поэтому сдержанность в поведении при отношениях с соплеменниками является нормой этикета для любого вайнахского мужчины^[45].
• Рабовладение как результат набегового способа ведения хозяйства, возникло в древности^[46] и просуществовало до распада Российской империи и первых лет становления советской власти на Северном Кавказе (имели место систематические рецидивы в 1990-е и 2000-е гг.).^[47] По рассказам стариков в Чечено-Ингушской АССР, зафиксированных собирателями устной истории, рабов клеймили. Сохранившееся в чеченском языке выражение: «Аса оц лергах хӀост даькхкхина дӀахоьцур ву хьо» («Я сделаю тебе метку на ухе») говорит также о возможной метке ушей у рабов (помимо клейма, которое отражало принадлежность раба конкретному владельцу, метка на ушах позволяла визуально идентифицировать раба). Метки были различной формы, х-образные, п-образные, ж-образные, наподобие креста, свастики и др. Форма клейма, как правило, отражала семейный фост (фамильный герб).^[48] Рабский труд применялся, главным образом, в сельском хозяйстве^[49]. Рабы набирались, в основном, из числа православных, которых угоняли в рабство в ходе набегов^[50]. В чеченском языке для обозначения пленника, оставленного для работы в хозяйстве общинника, употреблялся термин «лай», который, как предполагает А. И. Хасбулатов, вероятно, образовался от осетинского «лæг» («человек»), что указывает на источники формирования зависимого сословия. Термин «лай», обозначающий «зависимого», «неблагородного происхождения человека», чеченцам известен давно, отмечает Хасбулатов. Кроме приведенной версии, существует и другая версия происхождения термина «лай» от вайнахского «ла» («терпеть»), «лай» («вытерпел»).^[51] И хотя при Кизлярском коменданте князе Оболенском (с 1740 года) во владениях чеченских и кумыкских князей была запрещена продажа пленников-христиан, а в 1834 году последовало запрещение рабства-ясырства во всех российских владениях, фактически же данные законодательные требования на территории Северного Кавказа не выполнялись, царская власть смотрела на них сквозь пальцы^[50] (за исключением периода пребывания генерала А. П. Ермолова наместником на Кавказе, когда Ермолов распространил аналогичную практику по отношению к горцам, набирая заложников, проводя политику жестоких репрессий против горцев, беспощадные карательные экспедиции, благословив продажу караногайцам двух тысяч захваченных чеченцев и др.^[46]).
• Многожёнство, на которое органично лёг Ислам, узаконив существовавшую на протяжении столетий практику брачевания^[52].

• Похищение невесты (но не наоборот) как способ вступления в брачные отношения между супругами^[46].

• Калым, сиречь выкуп, который необходимо внести за невесту, есть производное от древнего воззрения на женщину как на вещь, составляющую родовую собственность, что в дальнейшем было сужено рамками семьи^[52].

В плане социального устройства для вайнахов характерна цензовая иерархическая структура общества, реализующаяся через

• Имущественный ценз — люди богатые, имеющие более обширные и влиятельные связи, более уважаемы в обществе, их мнение имеет больший вес в различных спорах^[53].
• Возрастной ценз — все важные решения принимаются либо непосредственно старейшинами, либо с их ведома и одобрения^[54].
• Ценз пола — женская половина населения существенно ограничена в своих правах по сравнению с мужской, существуют определённые роды занятий, заниматься которыми могут только женщины^[52][55] (например, пошив одежды^[56]). По поводу вмешательства женщин в мужские дела и выполнения традиционно мужских обязанностей говорят: «НӀаънах Ӏаха йоьлла котам яьттӀа» («Курица, начавшая петь по-петушинному, лопнула»).^[45] В то же время женщина пользуется некоторыми правами, будучи ограждена обычаем от чрезмерного самовластия мужчины, выполняет функции умиротворения мужчин и некоторые другие^[46]. Женщина должна быть покорной и немногословной, ибо многословие для женщины в представлении вайнахов — признак глупости и нескромности^[57].

Для вайнахов характерно обычное право в сочетании с шариатом, оказавшим существенное влияние на становление местных устоев^[43]. В практику народного образования вайнахов традиционно входило изучение арабской азбуки и письма, чтение религиозных книг, Корана, изучение догматов и др.^[58]

Как дань традициям, вайнахи сохраняют и блюдут древние обычаи. Этнические традиции в сфере различных обычаев повседневного поведения людей являются весьма устойчивыми. За этими обычаями, как правило, стоят характерные для данного народа исторически сложившиеся нормы^[59].

В родословной всех коренных нахских тайпов есть утверждение об их миграции с юга и расселении затем с запада на восток^[60].

Варианты легенд о происхождении нахских народов:

• В грузинской историографической традиции считается, что Кавкас и его брат Лек, предок лезгин, заселили безлюдные на тот момент территории Северного Кавказа от гор до устья реки Волги^[61].
• Один из нахских народов, современные чеченцы, происходили из аула Нашх, которое как бы символизирует их самоназвание — нохчи. Считают, что до начала XX века в этом ауле находился большой котёл, созданный из множества медных пластинок. На нём были нанесены все истинно чеченские тейпы и тукхумы. Так, в случае спора о чистоте рода котёл служил своеобразным доказательством^[62].

Многие считают, что наиболее вероятным основным компонентом образования нахских народов было автохтонное население Северного Кавказа — создатели и носители кобанской культуры^[63]:109, а также создатели и носители зандакской и других археологических культур Кавказа.

В этногенезе нахских народов, возможно, приняли участие позднее вторгавшиеся и/или селившиеся на Северном Кавказе индоиранцы, скифы, сарматы и другие народы с неясным происхождением и языковой принадлежностью.

Носители кобанской культуры часто сближаются исследователями с Западным Кавказом — колхидской культурой, однако, ряд учёных связывает происхождение протовайнахов и с Северо-Восточным Кавказом, где в эпоху перехода от бронзового века к железному господствовала Каяхентско-Хорочоевская культура, таким образом возводя нахские народы к нахско-дагестанской культурной общности. Несколько иное мнение у В. И. Марковина, который писал^[64] : «… работами многих археологов и специалистов смежных дисциплин доказано, что под наименованием сарматов и алан скрывался значительный вайнахский компонент».

Общеизвестно, что на раннем этапе формирования кобанской культуры (датируемой XII веком до н. э.) не могли участвовать скифы, появление которых большинство учёных датирует VIII веком до н. э., а также не могли участвовать сарматы, появление которых большинство учёных датирует IV веком до н. э., которое совпало с финалом кобанской культуры. Последнее может указывать на уничтожение носителей кобанской культуры в результате нашествия сарматов. Появление предметов условно называемого «скифского типа» установлено только на позднем этапе (VII—IV века до н. э.) — этот период отличается преобладанием железных изделий^[65].

Создатели и носители Кобанской культуры могли принадлежать к разным этнолингвистическим группам, а именно :

• в ареале Пятигорского «локального варианта», вероятнее всего, проживали в основном племена, родственные протоадыгской этнической группе^[66];
• в районе Грозного «локального варианта» — протовайнахи^[66].

Военный фактор сильно сказался на истории нахов — Северный Кавказ всегда оставался узлом сложных проблем для захватившей его России, а нахские народы отличались особым упорством в борьбе за независимость. Область расселения нахских народов в средневековье — западная часть горной системы Восточного Кавказа.

Республика Ингушетия

Чеченская Республика

Республика Северная Осетия

А л х а н ч

у р т с к а я

д о л и н а

Т е р с к и й

х р е б е т

С у н ж е н с к а я

д о л и н а

Территория расселения нахских этногрупп в период Средневековья (совр. карта Чеченской Респ. и Респ. Ингушетия с указанием административного
деления на районы)^{[К. 4]}.  — селения общества Акки (обл. Акка),  — селения общества Галай (обл. Галайн-Чож),  — селения общества Мержой (обл. Мержа),
 — селения общества Хевхарой (обл. Хевха),  — селения общества Цечой (обл. Цеча),  — селения общества Ялхарой (обл. Ялхара).

Издревле нахские и грузинские (тушины, хевсуры) горцы заимствовали друг у друга предметы материальной культуры (напр., горное пахотное орудие), навыки в строительстве (напр., технологии возведения жилых и боевых башен, планировку жилищ), приёмы в ведении сельского хозяйства (напр., создание искусственных земельных участков-террас и особенности скотоводства)^[67]. Грузины заимствовали у северокавказцев некоторые элементы одежды, много общего обнаруживается у нахов и грузин в музыке, танцах и особенно в песенном творчестве^[68]. С взаимовлиянием культур связана общность ряда социальных институтов, схожие праздники (напр., торжество связанное с сенокосом), постоянный обмен этническими элементами^[69] (напр., сохранилось предание о происхождении нахского общества малхистинцев от грузинского общества хевсур^[70]). Засвидетельствованы нахско-грузинские языковые параллели, подтверждающие взаимообогащении языков, сохранились эпиграфические памятники — ряд надписей на грузинском языке на плитах храма Тхаба-Ерды (совр. Горная Ингушетия), на стенах нахских склепов и других построек^[69]. В X—XIII веках из Грузинского царства в земли горцев распространялось христианство, строились христианские храмы с использованием местной строительной техники^[67]. В этот период возведённый, вероятно, грузинами храм Тхаба-Ерды, служил местом встречи соседних народов для решения спорных дел по обычному праву^[67].

С XII—XIII веков границы грузинской феодальной монархии начали значительно расширяться, она стала одним из крупнейших и влиятельных государств Закавказья^[71]. Также устанавливались тесные отношения Грузинского царства с Северным Кавказом, особенно с ближайшими соседями — нахами, осетинами и народами Западного Дагестана^[71]. В приграничных с Грузией горных северокавказских районах заметное влияние оказывала национальная грузинская культура (в отличие от предыдущих эпох с начала XIII в. преобладающее влияние на нахский язык оказывал грузинский, в свою очередь, в картвельские языки проникали слова из горских языков Северного Кавказа), поддерживались торговые и экономические связи (получила широкое распространение грузинская медная монета, однако, в основном, торговля между северокавказскими горцами и их ближайшими соседями была меновой)^[72]. Цари Грузии, занятые бесконечными внешними и внутренними войнами, обращались за военной помощью к горцам Северного Кавказа, наряду с осетинами, горцами Дагестана, представители нахских племён также служили в войсках Баграта IV, Давида Строителя, Георгия III, Тамары и других^[68]. В 30-х годах XIII века, в период неоднократных вторжений в Грузию Джалал-ад-Дина, они также оказывали посильную помощь Грузии^[68]. С XV века, после распада Грузинского царства, соседствовать с некоторыми приграничными нахскими обществами стало Кахетинское царство, продолжающее оказывающее на горцев определённое влияние^[73].

На сегодня известно, что ряд нахских обществ находились в вассальной зависимости от грузинской феодальной монархии^[74]. Для пограничных с Грузией нахских обществ отношения с грузинской феодальной монархией были различны — иногда зависимые, полузависимые или вообще независимые, точно не установлено, однако, вероятно, что внутреннее управление в нахских обществах осуществляли органы сельской общины^[74].

Сведения о нахах в XVI—XVII веках отрывочно дают грузинские источники и источники дагестанского происхождения. Больше свидетельств известно из документов Русского царства — донесений (старорусск. отписок) воевод Терского города в Посольский приказ Москвы и Приказную палату Астрахани^[75]. В русских источниках упоминаются по разным поводам и под разными названиями те или иные, так называемые, горские люди и горские землицы. Иногда встречаются целые списки их, давая варианты названий, довольно устойчивые в документах разных годов, таким образом намечая круг кавказских племенных объединений, находившихся в сфере влияния администрации Терского города и состоявших в более или менее постоянных с ними отношениях. Именно нахские племена и территории среди списков горских людей и землиц впервые упоминаются в 1580-е годы^[76].

• Вайнахская мифология

Комментарии

Источники

• Алироев И. Ю. Язык, история и культура вайнахов. — Грозный: «Книга», 1990. — 364 с.
• Ахмадов Ш. Б. Чечня и Ингушетия в XVIII — начале XIX века. (Очерки социально-экономического развития и общественно-политического устройства Чечни и Ингушетии в XVIII — начале XIX века) / Научн. ред. А. Д. Яндаров. — АН Чеченской Республики. Чеченский государственный университет. НИИ гуманитарных наук Чеченской Республики. — Элиста: АПП «Джангар», 2002. — 528 с. — ISBN 5-94587-072-3.
• Берже А. П. Чечня и чеченцы : Вместо отделения четвёртого статья // Кавказский календарь 1860 (високосный) = Кавказскій календарь 1860 (високосный) : ежегодн. справ. / изданный при Главном Управлении Наместника Кавказского. — XV год. — Тифлис : печатано с Высочайшего Е.И.В. соизволения в типографии Главного Управления Наместника Кавказского, 1859. — С. I—VII, 1—140. — 425 с. : с ил. и карт.
  • Берже А. П. Чечня и чеченцы / Подгот. текста и предисл. Я. З. Ахмадова и И. Б. Мунаева, ред. Е. А. Куприянова. — Гр. : Книга, 1991 (1859). — 112 с. : 1 карта-вклад. — (современное переиздание 1859 г.). — 30 000 экз. — ББК 63.5. — ISBN 5-7666-0241-3.
• Броневский С. М. Новейшие географические и исторические известия о Кавказе. — М. : Тип. С. Селивановского, 1823.^{[уточнить ссылку 1052 дня]}
• Волкова Н. Г. Этнонимы и племенные названия Северного Кавказа : монгр. / Ответ. ред. Л. И. Лавров. — АН СССР. Ин-т этнографии им. Н. Н. Миклухо-Маклая. — М. : Наука (ГРВЛ), 1973. — 206 [2] с. — 1600 экз.
• Волкова Н. Г. Этнический состав населения Северного Кавказа в XVIII — начале XX века : монгр. / Ответ. ред. В. К. Гарданов. — АН СССР. Ин-т этнологии и антропологии им. Н. Н. Миклухо-Маклая. — М. : Наука, 1974. — 276 с. : с 3 карт. — 2300 экз.
• Гюльденштедт И. А. Провинция Кистия, или Кистетия // Путешествие по Кавказу в 1770—1773 гг : [нем.] = Reisen durch Russland und im Caucasischen Gebürge / von P. S. Pallas : полев. исслед / Пер. Т. К. Шафроновской, ред. и коммент. Ю. Ю. Карпов. — РАН. Музей антропологии и этнографии имени Петра Великого (Кунсткамера). — СПб. : «Петербургское востоковедение», 2002. — 512 с. — [1-е изд. на русск. яз. всех материалов И. А. Гюльденштедта последней трети XVIII в.]. — 1000 экз. — ISBN 5-85803-213-3.
• Далгат Б. К. Родовой быт и обычное право чеченцев и ингушей : моногр. / Подгот. изд. и предисл. У. Б. Далгат, послесловие Ю. Ю. Карпова, ответ. ред. В. А. Тишков. — РАН. Ин-т этнологии и антропологии им. Н. Н. Миклухо-Маклая. Ин-т мировой литературы им. А. М. Горького. — М. : ИМЛИ РАН, 2008. — 382 с. — (современное переиздание исследований и материалов 1892—1894 гг.). — 2000 экз. — ББК 83.3. — ISBN 978-5-9208-0307-8.
• Джавахишвили И. А. Первоначальный строй и родство грузинских и кавказских языков // Введение в историю грузинского народа. : моногр. : в 2 т. / Грузинский филиал Академии наук СССР; Институт языка, истории и материальной культуры им. акад. Н. Я. Марра. — Тбилиси, 1937. — Т. 2. — 766 с. — 3000 экз.
• Дунюшкин И. Е. Феномен абречества и уроки борьбы с ним на северо-восточном Кавказе. // Проблемы истории, филологии, культуры. № 4(26), 2009. С. 61-70.
• История народов Северного Кавказа с древнейших времен до конца XVIII в. : коллективная моногр. / Ответ. ред. Б. Б. Пиотровский, ответ. ред. серии А. Л. Нарочницкий. — Ин-т истории, Ин-т археологии, Ин-т этнографии, Дагестанский филиал АН СССР. — М. : Наука, 1988. — Кн. I. — 544 с. — (История народов Северного Кавказа в 4-х книгах). — 14 000 экз. — ISBN 5-02-009486-2.
• Julius von Klaproth. Мизджегские языки // Путешествие по Кавказу и Грузии, предпринятое в 1807 и 1808 годах : [нем.] = Reise in den Kaukasus und nach Georgien: Unternommen in den Jahren 1807 und 1808. — Halle, Berlin, 1812.
• Кодзоев Н. Д. Глава 4. § 1. Жизнь ингушей на равнинах и в горах // История ингушского народа (рус.). — 2002.
• Кушева Е. Н. Народы Северного Кавказа и их связи с Россией (вторая половина XVI — 30-е годы XVII века) : моногр. / Ред. изд-ва И. У. Будовниц. — АН СССР. Ин-т истории. — М. : Изд-во АН СССР, 2-я тип., 1963. — 372 с. — 1500 экз.
• Мальсагов З. К. Культурная работа в Чечне и Ингушии в связи с унификацией алфавитов : [рус.] / печатается согласно постановлению Совета Ингушского научно-исследовательского института краеведения. Директор О. С. Ахриев. — Владикавказ : Тип. изд-ва «Сердало», 1928. — 11 с. — 500 экз.
• Мамакаев М. А. Чеченский тайп (род) и процесс его разложения : ст. // «Известия Чечено-Ингушского НИИ истории, языка и литературы» : газета. — Гр., 1936. — (написана в 1934 г., отдельное изд. подготовленное в 1937 г. не увидело свет).
• Мамакаев М. А. Чеченский тайп (род) и процесс его разложения : научн.-исслед. раб. / Ред. Ф. М. Колесников. — [1-е изд. работы 1934 г.] — Гр. : Чечено-Ингушское книжное изд-во, 1962. — 47 с. — 1500 экз.
• Мамакаев М. А. Чеченский тайп (род) в период его разложения : научн.-исслед. раб. / Ред. Х. М. Джабраилов. — [Переизд. работы 1934 г., пересмотр. версия]. — Гр. : Чечено-Ингушское книжное изд-во, 1973. — 100 с. — 10 000 экз.
• Натаев С. А. К вопросу об институте «Тухум/тохум/тукъум/тукхам» у народов Кавказа (рус.) // Гуманитарные, социально-экономические и общественные науки : журнал. — 2015. — С. 265—269.
• Pavlova, O. S. (Olʹga Sergeevna), Павлова, О. С. (Ольга Сергеевна). Ингушский этнос на современном этапе: черты социально-психологического портрета. — Moskva: Forum, 2012. — С. 59. — 383 pages с. — ISBN 9785911346652, 5911346656.
• Штернберг Л. Я. Чеченцы : ст. // ЭСБЕ = Энциклопедическій словарь : энцикл. : в 86 (84 + 2 доп.) т. / Под ред. К. К. Арсеньева и Ф. Ф. Петрушевскаго. — СПб. : Изд-во Ф. А. Брокгауза и И. А. Ефрона, 1903. — Т. XXXVIII^A (Человек — Чугуевский полк). — С. 785—786. — 483-958, 2, [20 б/н] с ил., карт. с.
• Гусейнов С. Я. Роль культуры в процессе формирования чеченского этноса // Этногенез и этническая история народов Кавказа. Материалы I Международного нахского научного конгресса г. Грозный. 11—12 сентября 2018 г. / под ред. Ш.А. Гапурова, С.С. Магамадова. — Грозный: АО «Издательско-полиграфический комплекс «Грозненский рабочий», 2018. — С. 425—431. — ISBN 978-5-4314-0346-0.
• А.С. Чикобава. Введение в иберийско-кавказское языкознание / И.Б. Капанадзе. — Тбилисский Гос. Университет им. И. Джаважишвили. — Тбилиси : «Универсал», 2010.
• Жданов Ю. А. (гл. ред.). Энциклопедия культур народов Юга России : [в 9 т.]. — Ростов-на-Дону : Изд-во СКНЦ ВШ, 2005. — Т. 1. Народы Юга России. — 244 с. — ISBN 5-87872-089-2.
• Харадзе Р. Л.^[груз.], Робакидзе А. И. К вопросу о нахской этнонимике // Кавказский этнографический сборник (рус.) / Отв. ред. А. И. Робакидзе; АН Грузинской ССР. — Тб.: Мецниереба, 1968. — Т. 2: Очерки этнографии Горной Ингушетии. — С. 34. — 272 с. — 2000 экз.
• Сотавов Н. А., Мейер М. С. Северный Кавказ в русско-иранских и русско-турецких отношениях в XVIII в. — М.: Наука, 1991. — 221 с.
• Вахушти Багратиони. История царства Грузинского (рус.) / Н.Т. Накашидзе. — Тбилиси. Академия наук Грузинской ССР, Институт истории, археологии и этнографии имени И.А. Джавахишвили.: Мецниереба, 1976. — 340 с. — 5500 экз.
• Бердзенешвили Н. А., Дондуа В. Д., Думбадзе М. К., Меликишвили Г. А., Месхиа Ш. А. История Грузии: с древнейших времён до 60-х годов XIX века : [рус.] : моногр.. — Тбилиси : Издательство учебно-педагогической литературы, 1962. — 254 с.
• Шавхелишвили, А. И. Из истории взаимоотношений между Грузинскими и Чечено-Ингушскими народами. (рус.) / Ангабадзе З. В.. — Грозный: Чеч.-Инг. кн. изд-во, 1963. — 128 с. — 1000 экз.
• Семёнов-Тян-Шанский П. П. Географическо-статистический словарь Российской империи / сост. по поручению Рус. геогр. о-ва д. чл. О-ва П. Семенов, при содействии д. чл. В. Зверинского, Н. Филиппова и Р. Маака. — Санкт-Петербург, 1863. — Т. 1: [Аа-Гям-малик]. — 716 с.
• Южаков С. Н. Большая энциклопедия: Слов. общедоступ. сведений по всем отраслям знания. — Санкт-Петербург : "Просвещение", 1905. — Т. 20. — 814 с.
• Настольный энциклопедический словарь / Гамбаров Ю., Железнов В.. — товарищества «А. Гранат и К°». — Москва : Высочайше утв. Т-во Скоропечатии А. А. Левенсон, 1897. — Т. II, (Вып.15-28) : Ботанический залив (продолж.) - Грациус. — 1340 с.
• Настольный словарь для справок по всем отраслям знания (справочный энциклопедический лексикон) / Толь Ф.. — Санкт-Петербург, 1863. — Т. I: А - Двина. — 800 с.
• Русский энциклопедический словарь, издаваемый профессором С.-Петербургскаго университета И. Н. Березиным. — Санкт-Петербург : т-ва "Общественная польза", 1875. — Т. Отдел 1, т. 5: В - Г .. — 890 с.
• Географическо-статистический словарь Российской империи / сост. Семёнов-Тян-Шанский П. П., Зверинский В.. — Санкт-Петербург : Русское географическое общество, 1885. — Т. 5. — 1000 с.
• Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона. — Санкт-Петербург : Акционерное издательское общество Ф. А. Брокгауз — И. А. Ефрон, 1894. — Т. 13 (25): Имидоэфиры — Историческая школа. — 480 с.
• Надеждин П. П. Природа и люди на Кавказе и за Кавказом. — Санкт-Петербург : Типография В. Демакова, 1869. — 413 с.
• Ляйстер А. Ф., Чурсин Г. Ф. География Кавказа: Природа и население : [рус.]. — Тифлис : Издание Закав. ком. универс. им 26-ти, 1924. — 352 с.
• Анисимов С. Кавказ. Пособие по краеведению. — Работник просвещения. — Москва : Мосполиграф, 1930. — 250 с. — 5000 экз.
• Сталь К. Ф. Этнографический очерк черкесского народа. Составил генерального штаба подполковник барон Сталь в 1852 году // Кавказский сборник / Под ред. ген.-майора Потто. — Тифлис: Тип. Канцелярии главнонач. гражд. частью на Кавказе, 1900, 1900. — Т. 21. — С. 59—173.
• Вейденбаум Е. Г. Путеводитель по Кавказу. — Тф.: Тип. Канц. главн. гражд. частью на Кавказе, 1888. — 434 с. — ISBN 978-5-397-02636-9.
• Пасынков Л. П. Этнографический очерк Юго-Востока. — Ростов н/Д.: Советский Юг, 1924. — 36 с. — (Б-ка краеведения; Вып. 7).
• С. А. Токарев. Этнография народов СССР: исторические основы быта и культуры. — Москва: Изд-во Московского университета, 1958. — 615 с.
• Тотоев Ф. В. Общественный строй Чечни: вторая половина XVIII в. — 40-е годы XIX века. — Нальчик: ГП КБР РПК, 2009. — 374 с. — ISBN 978-5-88195-977-7.
• Ладыженский А. Советская этнография на Кавказе // Вестник знаний. — Ленинград, 1934. — № 10. — С. 669—673..
• Гуров И. Казачество и Чечня // Молодая гвардия. — Москва, 1993. — № 3. — С. 204—217..
• Шнирельман В. А. Быть аланами: интеллектуалы и политика на Северном Кавказе в XX веке : моногр. / Ред. серии И. Калинин. — ИЭА РАН. — М. : Новое лит. обозрение (Чебоксары, «Чебоксарская тип. № 1»), 2006. — 696 с. : ил., карты. — (Культурология. История. Политология). — Библиотека жур. «Неприкосновенный запас». — 1500 экз. — ISBN 5-86793-406-3.
• Шамиль и Чечня // Военный сборник. — Санкт-Петербург, 1859. — Т. 9, № 9. — С. 121—184.
• Гольдштейн А. Ф. «Башни в горах». — М.: Советский художник, 1977. — 334 с. — 37 000 экз.
• Цихесашвили М. А. Вопросы этногенеза чеченцев и ингушей в дореволюционной и советской историографии // Вопросы историографии дореволюционной Чечено-Ингушетии (рус.) / ред. кол.: Ахмадов Ш. Б., Ахмадов Я. З., Дунаевский В. А., Крикунов В. П., Манкиев А. А., Науменко В. Е.. — Северо-Кавказская секция научного совета по историографии и источниковедению при отделении истории АН СССР. Чечено-Ингушский институт истории, социологии и филологии. — Грозный: Темплан, 1987. — С. 100–110. — 112 с. — 1000 экз.

• Билалов М. Кунта-хаджи — миссия Кадырова? : ст. // «Кавказ.Реалии» : электрон. новостной ресурс / проект «Радио „Свободная Европа“» / «Радио „Свобода“» (RFE / RL, Inc). — 03.01.2017. — (нач. работы с 2016).